— Вторжение!
—
В памяти Аш отчетливо всплыли воспоминания: страх; солнце заходит, и мир окутывает черное пустое кладбищенское небо. Она говорит — или сказала уже — или скажет:
— Это плохая война… Это… Боль, воспоминания; ее осеняет:
— Это Последние Дни.
—
—
—
Торжествуя, закричал многоголосый хор неприятных ожесточенных голосов:
—
Бургундия, всегда Бургундия, ничего другого, одна только чертова Бургундия…
— ПОЧЕМУ? — выкрикнула Аш, не только мысленно; вслух — тоже. — Почему Бургундия? Месть? Но Гундобад был не из Бургундии! И почему не сделать это сейчас? Зачем вам нужно вторжение? Если вы можете изменять мир, вам не нужно вести войны! Я-то думала, что Леофрик — ну, ладно, вы — выводили кого-то, кто смог бы выиграть войну, получая на расстоянии советы военной машины…
Их ответ был мгновенным, откровенным, неосторожным:
—
И — голоса смолкли, как будто у нее из души что-то вынули. Отобрали. Почти физически она ощутила это «стоять!».
—
—
—
«Они думали, что я не смогу!» — ликующе мелькнуло у Аш, и вдруг в ее голове оглушительно прозвучало: «Это только тогда могло произойти, если они сами допустили!»
Послышался кислый голос Флоры:
— А мне плевать, можете запихнуть эту глупую суку хоть в ассенизационную повозку! Ей вообще не следовало позволять командовать, в ее-то состоянии! Суньте ее в какой-нибудь фургон! Быстро!
На голову Аш опрокинулось черное небо. В бедра ей врезались зазубренные края сплетенных из ивы носилок.
— Кто ее ударил?
— Да никто, Эвен; она сама рухнула, как заминированная стена!
Где-то там толпа людей, они хватаются руками за стенки раскачивающегося фургона; слышен сильный грохот от столкновений мечей и алебард, удары о доспехи, о человеческие тела.
Под ней громыхал фургон, рядом в темноте храпели лошади. Аш протянула руки, дотронулась пальцами в кольчужных рукавицах до стенок. Ощутила вибрацию, дрожание воздуха; и голос в сознании окончательно отвлек ее от всех внешних ощущений:
—