Читаем Том I (полный вариант) полностью

Saepius eram offensus voce tua obscura [40], постарайся сказать яснее». Carissime — значит не сердится. Он показал и Грефе меня. Устря-лов понравился, как раньше, но необыкновенного впечатления не сделал. У него видел В. П., ничего не говорил особенного. Куторга ничего, немного лучше, чем раньше. Пришел домой — Любинька ждала обедать; я просил не ждать впредь; она говорит: «нет, ничего». Это хорошо на меня подействовало. Ходил в лавки по Садовой за Светонием, которого раскупили в магазинах — дорог, но видел Гете—10 р. сер. и Шиллера — 8 р. сер., это меня задело: так дешево! — Пришел Ал. Ф., просидел до 8V2 и сказал, что привез газеты; «Мертвые души», чего я боялся, не спросил. Любинька говорила, когда еще его не было (за обедом): «отчего В. П. не пьет чай и уходит, как слышит стук или т. п.?» Это меня порадовало. Весь день ничего, более хорошо, чем дурно. Пересмотреть еще до 32-й стр. завтра не успею, хотя хотел раньше так. Куторге также не успел сказать, что хотелось бы быть у него на педагогических занятиях. В университете отличался циническими разговорами. Ал. Фед. сказал, что я должен был отсоветовать В. П. жениться, Любинька сказала, что это нельзя. Итак, А. Ф. не удержался и начал говорить, и сказал, что у него нет такого близкого человека, как я к В. П.

4 сентября, 5 час. — Проснулся в 6 часов. (Да, вчера ночью ходил снова, где Марья, наша прислуга, и клал свой… подле.) Стал тотчас читать лекции Срезневского, не успел однако. Фрей-таг показался ужасным педантом. Куторга говорил все старое. На третью лекцию пошел в почтамт, после читал в библиотеке несколько, пересматривал каталог французский, чтобы посмотреть сочинения Proudhon, L. Blanc, Р. Leroux, Ledru Rollin, Guizot. Срезневский говорил против наших беллетристов и критиков: «Этот вздор, — говорит, — высоко ценят, ученый труд — ничего». Это меня несколько встревожило; он однако увлек и показался одним из лучших, кого я слышал. Он сказал между прочим: «Напр., хоть в «Отеч. записках» писал критики человек44, которой кроме новейшей литературы ничего не знал, да и вообще у нас пишугг критику, сами ничего не зная, хоть, напр., чтобы писать на сочинение по политической экономии, должно же знать ее». Неужели это так, и критик, беллетрист тоже не имеет чрезвычайного влияния и чрезвычайных заслуг? И это не пристрастный взгляд? — Программа его обширнее и лучше, чем я ожидал. Воронин сказал мимоходом, что они живут еще на даче, — это меня с этой стороны совершенно успокоило. Из университета я шел не в хорошем расположении духа, теперь еще хуже, отчего — сам не знаю: поводов никаких нет, напротив, мне прислали 10 руб. «сер., Любиньке велели отдать 15 р. сер. Из этих Юр. сер. 5 ныне же отдать должно В. П-чу. Фрейтаг уморил бы, если бы не было скучно и совестно, своим детским педантизмом и своею глупостью, надутостью или как это назвать.

/ОѴг. — Весь вечер до 8-ми ничего не делал, кроме того, что прочитал повесть в «Отеч. записках» 1839 г. «Прошлое» Корфа45, которая понравилась; хотя несколько заметил пошлого, но мало, и хорошего больше. По «сле пошел к Вас. Петр, отдать 5 р. сер. и взять «Мертвые души» и сказать о «Современнике», что он у За-лемана готов. Просидел час, говорили об университете; для Над. Ег. было скучно. После пошел домой: поговорили несколько о зверинце, где был Иван Гр.; после читал в «Отеч. записках» 1839 г. «Лев»46, — довольно хорошо.

5 сентября, 11 часов. — Ходил к обер-полицмейстеру, подавал прошение, но был пожар и поэтому не принял. После заходил оттуда к Ол. Як., которого встретил и прошелся. Ждал В. П., читал более «Отеч. записки», несколько страниц «Мертвых душ», большую часть дня провел, как проводил раньше, в так называемом бездействии, но все-таки написал две страницы новых лекций — образ жизни балтийских славян и дочитал прежнее. Вечером был А. Ф., принес «Debats» 22 июля — 27 августа, а после, когда он ушел, [я] несколько читал их и теперь буду читать. Почти ни о чем не тосковал. Завтра подам просьбу и отдам Срезневскому тетради. Прудонову речь в ответ донесению Финансового Комитета (Тьеру) начал читать — какой необыкновенный жар! В самом деле (хотя это никакого особого впечатления не сделало еще на меня), не решительно ли Ы революционнее что не осуждаю с первого раза его и сужу о нем, что он высоко стоит и будет стоять в истории? — Ждал В. П., он не был; я о нем мало думал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Н.Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в 15 т.

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии