Том 9. Царствование Михаила Федоровича Романова, 1613–1645 гг.

1 декабря был четвертый съезд. Московские послы письменно отвечали на речи польских послов, которые были читаны на третьем съезде. Бискуп оправдывал во всем Гонсевского, говорил, что Гонсевский пан радный и человек честный и потому про него говорить таких речей не надобно. «И мы, – доносит Воротынский государю, – говорили, что знали мы Александра Гонсевского тогда, когда он в Москве со Львом Сапегою был в подьячих, а теперь он у государя вашего честь выслужил бездушеством и московским разореньем, а только бы не то, и он по-прежнему был бы в подьячих. Александр Гонсевский говорил на это сердитые и укорительные непригожие речи про тебя, великого государя, будто выбирали тебя одни козаки, а Христоф Радзивилл говорил, что целовали крест королевичу все и ныне он, королевич, на Московское государство готов, и только его на государство не возьмут, то они за его позор готовы все головы свои положить сейчас. И мы против тех их речей говорили с ними в брань, что никаких речей слушать про то не хотим. Александр Гонсевский ставил то себе в оправданье и похвалу, что он, будучи в Московском государстве, царскую казну брал и к королю и к королевичу посылал, потому, как всякие люди королевичу крест целовали, тогда вы все и казна была его, как хотел, так и владел: а когда московские люди начали королевичу изменять, то он, Гонсевский, против них стоял, этим королю своему честь сделал, а себе похвалу. А Филарет Никитич, будто бы еще с Москвы не поехав, договаривался с патриархом Гермогеном, чтоб быть на Московском государстве тебе, великому государю, а князь Василий Васильевич Голицын будто бы хотел государствовать сам. Стояли все польские послы за Гонсевского: мало задор не стался, да и разъехались; а на разъезде Гонсевский говорил с угрозами: „Либо из своего горла кровь источу, либо, пришед под Москву, столицу вашу подпалю!“ Мы ему говорили: „По милости божией поспеешь туда же, где и советник твой Федька Андронов“.