Читаем Том 9. Рассказы. Капкан полностью

— Погодите! Ради бога! — Молодой человек швырнул полуфунтовую бумажку ошалевшему рассыльному. — Живо! Купи какой-нибудь жратвы. Бобов! Мороженого! Шампанского! Чего хочешь, только побыстрее! А вы, ребятки, валяйте сюда — то есть ваше величество и ты, Терри.

Он увлек их в свой кабинет, толкнул по направлению к ним два стула и принялся выкрикивать в телефон номер центрального трансатлантического телеграфа.

Три минуты спустя взъерошенный телеграфист уже швырял на стол заведующего отделом последних известий в нью-йоркской редакции «Подвига» следующее сообщение:

«Молния тейт король словарии явились лондонское отделение подвига сбежали пираты подробности следуют».

Шестнадцать минут спустя газетчики уже выбегали из типографии «Подвига», завывая: «Терри Тейт и король нашлись! Терри и король нашлись!»

А через полчаса после этого все подробности, включая интервью, «данное только нашему корреспонденту» Терри Тейтом и его королевским величеством королем Словарии, торопливо читали на различных языках потрясенные журналисты в Ратленде и в Роли, в Барселоне и в Будапеште, в Маниле и в Мадриде.

Тем временем два самых знаменитых в мире мальчика и почти самая знаменитая в истории собака уписывали ветчину, холодных цыплят и горячие лепешки с маслом, а совсем проснувшийся молодой человек звонил в отель «Пикардия» и просил соединить его с секретарем королевы Словарии.

В будуаре ее величества королевы Словарии можно было наблюдать картину, столь величественную, что она подошла бы даже для кино, и в то же время столь интимную, что она… что она подошла бы для кино.

На коленях ее величества сидел американский мальчуган, совсем недавно и весьма капитально отмытый, облаченный в пижаму и халатик, и безмятежно поглощал чрезвычайно негигиеничную и вкусную булочку с кремом. Возле этой мадонны с младенцем стоял, улыбаясь до ушей, второй маленький мальчик, также умытый до блеска, также в халатике, также набивающий рот сливочным кремом. Свободной рукой он гладил мохнатого пса — чистопородного маргетского водоплава, который от идиотического блаженства даже высунул язык.

Напротив сидела улыбающаяся Бесси и курила. А вокруг усердно сновал, ничего не делая, юный англичанин по фамилии Бандок, которому через два-три года предстояло стать личным камердинером Макса — после того, как он пройдет надлежащую школу в доме ближайшей подруги Сидонии герцогини Твикенгемской.

А теперь о величественной официальности, которой был обрамлен этот уют. Отчасти ее создавала вышеупомянутая герцогиня, созерцавшая эту семейную сцену. Она была высокая и седая; на ней был рыжевато-черный наряд, а ее могучий мозг, несомненно, был занят следующей глубокой мыслью: «Вот что получается, если обходиться со всеми этими словарцами, американцами и прочими уроженцами колоний, даже самыми высокопоставленными, как с людьми своего круга!»

Второй величественный штрих вносил князь Себенеко, премьер-министр Словарии.

Это был великан с черной бородой. Он протестовал:

— Государыня, я вполне понимаю, что принимать мадам Тейт и ее очаровательного сына для нас большая честь. Но ваши подданные, государыня! Их очень взволновало исчезновение его величества, и боюсь, не вызовет ли у них недовольства, если вы пригласите в нашу страну товарища его величества в этой идиот… в этом приключении. Как встревожен был я сам, вы можете заключить из того, что я решился воспользоваться аэропланом. И-и-и-и-и! Отвратительное изобретение! Мне было очень нехорошо!

В комнату, изгибаясь в поклонах, вошел тот самый помощник управляющего отелем, который подыскал для Бесси номер, и робко произнес:

— Вам каблограмма, мадам Тейт.

Бесси распечатала каблограмму. Она чуть-чуть улыбнулась и презрительно фыркнула.

— Себенеко! — сказала Сидония.

— Государыня?

— Вы дурак.

— Я?

— Вот именно… Бесси, друг мои, вы с Терри поселитесь в Словарии. Его будут учить наставники моего сына. Вы примете словарское подданство. Со временем он станет генералом. Мы дадим ему титул. Прекрасно! Чероз две недели мы отбываем в Цетокоскавар. Ты играешь f пикет, Бесси? Я очень люблю пикет.

— Большое спасибо, Сидония, — зевнув, ответила Бесси. — И мы с Терри будем рады навестить вас как — нибудь попозже. А теперь нам надо поторапливаться в Калифорнию. Эта каблограмма от Эйба Гренвилла, нашего директора. Ну, не пора ли нам всем на боковую?

У себя в номере она показала Терри каблограмму:

«Поздравляю неслыханная реклама предлагаю контракт четыреста тысяч годовых возвращайтесь живей начинаем крутить августейшего сорванца восемнадцатого

Эйб».

В голливудской студни кинокомпании «Юпитер — Трайомф-Тейт» шли съемки «Августейшего сорванца», которому предстояло стать первым в мире реалистическим и абсолютно достоверным фильмом, показывающим интимную жизнь царствующих особ.

Августейший сорванец Терри сидел на троне в глубине огромного зала, а перед ним, отдавая честь, выстроился гвардейский эскадрон.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Огонек»

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература