Том 9. Рассказы. Капкан

— Нет, — сказал дядя Роб. — Не понравится ему это. Мне тоже не нравилось. Учитель часто драл. Не очень-то сладко — тащишься-тащишься по снегу, а учитель выдерет тебя за то, что опоздал. А еще — ишь ты, не вспоминал об этом лет тридцать, а то и все сорок, а сейчас вог вспомнил! — бывало, кто-нибудь из больших парней скажет: «Слабо лизнуть ведерко!» А мороз, поди, градусов тридцать, язык-то и прилипнет. Гак вся шкура и сойдет! Нет, не нравилось мне тут ничего, а уж домашнюю работу просто терпеть не мог.

— Роб, послушай! Я серьезно. Конечно, детям сначала покажется трудно, но они полюбят деревню и вырастут настоящими людьми, а не городскими хлюпиками. С ними затруднений не будет. Об этом я позабочусь. Но вот Мэйбел… Знаешь, Роб, я придумал, как мы ее обойдем. Прошу тебя, помоги мне. Поговори с уважаемыми женщинами в округе — с членами фермерской ассоциации, методистской церкви. Скажи им, мол, Мэйбел — шикарная столичная дама, всей округе будет лестно, если она переедет сюда. Она хорошая, но на лесть ее поддеть очень даже просто. В Бронксе она не бог знает кто. А если бы ваши женщины пришли и сказали, что считают ее важнее папы римского, может, это польстило бы ей, и она, может, и согласилась бы остаться тут насовсем. Вот если бы женщины пришли…

— Не придут они! — Дядя Роб поглаживал длинный щетинистый подбородок и шевелил пальцами ног в серых носках.: с ‹:

— Почему?

— Да потому, что наши женщины живо раскусят твою Мэйбел. Они теперь не такие темные, как были в твое время. Возьми, к примеру, миссис Крейг. Уже три года ездила зимой с мужем на машине во Флориду. Но не в этом дело. Вся штука в том, что я, пожалуй, заодно с Мэйбел.

— Как так?

— Сказать тебе по правде, никогда у меня не лежала душа к крестьянству. Тяжелая тут жизнь, Сид. Мне все хотелось держать лавочку в городе. Ты забыл, какая здесь тяжелая работа. А у тебя что-вылечить пару-другую зубов! Нет, не берусь я помогать тебе, Сид.

— Так. Ну, хорошо. Прости, что побеспокоил тебя.

Спускаясь в полной растерянности вниз, Сидни, который так редко молился, горячо взывал к небу: «Господи, неужели никто, кроме меня, больше не любит землю? Что же с нами будет? Ведь земля — источник нашей жизни!»

Он знал, что утром будет умолять Мэйбел побыть на ферме недели две и что она откажется. Это его последняя ночь здесь. И всю ночь он молча, медленным шагом бродил по проселочным дорогам, глядя на ветви пихт, отчетливые на фоне неба, печально качая головой и спрашивая себя, почему он не может освободиться от греховной тоски по земле, почему он не может стать таким же рассудительным, практичным и солидным человеком, как его отец, или Мэйбел, или дядя Роб.

1931

ДАВАЙТЕ ИГРАТЬ В КОРОЛЕЙ

Владелец бензоколонки «Заправка и ремонт» в Меканиквилле (штат Нью-Йорк) мистер Заяц Тейт изящно восседал перед своим заведением на кухонном табурете. Он был видной фигурой, этот Заяц Тейт, нареченный при крещении Томасом. Пусть его брюки были усеяны пятнами, а их отвороты напоминали зазубренные лезвия бритв с рекламных плакатов, но зато на нем была ярко — лиловая рубашка в узенькую красную полосочку, пружинные браслеты на рукавах отливали серебром, а на сосискообразном указательном пальце сверкал перстень с рубином, который стоил бы двести тысяч долларов, не будь он сделан из стекла.

Мистер Тейт был невысок, но отличался приятной полнотой; лицо его пылало румянцем, рыжие усики были подкручены до того лихо, что он смахивал на сыщика, а белобрысые волосы ниспадали на лоб таким элегантным чубом, какой нечасто увидишь по эту сторону пивной стойки.

Из белого домика позади колонки (жилища, располагавшего всеми современными удобствами, за исключением ванной, газа и электричества) появилась его супруга, миссис Бесси Тейт, которая гнала перед собой их сына Терри.

Надо сказать, что Бесси отнюдь не была красавицей. Крутой, как вареное яйцо, лоб, похожий на утюг подбородок и голос, напоминавший лязг пустых молочных бидонов, сливались в единую симфонию семейного очага. Да и Заяц Тейт, несмотря на свою сногсшибательную элегантность, все же не заслуживал сравнения с Аполлоном. Зато шестилетний Терри был неправдоподобно красив.

Просто не верилось, что это мальчик из плоти и крови. Казалось, что он сошел с журнальной обложки: волосы, золотые, словно пух одуванчика в лучах заката, атласная кожа, фиалковые глаза, прямой носик и губки, складывавшиеся в такую улыбку, что, увидев ее, самые принципиальные пьяницы шли домой и давали зарок трезвости.

Каким образом его родителями оказались Заяц и Бесси Тейт, каким образом ангелы (или аист, или доктор Мак-Квич) умудрились оставить Терри в белом домике позади бензоколонки «Заправка и ремонт», а не в величественном оштукатуренном замке единственного меканиквиллского банкира, — эту тайну пусть разгадывают специалисты по евгенике.

Тон Бесси отнюдь не подобал матери елочного херувима:

— Ты что, Заяц, так и собираешься весь день прохлаждаться на своей табуретке? Взял бы да и поработал для смеху!