Том 9

Годунов. Да ты в уме! Русского царя послу перед крымским ханом на лицо падать? Не стану.

Толмач. Заставим, золотой, серебряный.

Годунов. Не знаю, как вы меня заставите. Касьян!

Появляется писец Касьян с большим мешком.

Шапочку достань кунью. (Толмачу.) Государь приказал тебе шапочкой этой кланяться.

Касьян достает шапку.

(Встряхивает ее, дует на мех и подает толмачу.) Носи во здравие.

Толмач. Шапочка, шапочка…

Годунов(угрожающе-твердо). Шапка!

Толмач. А на колени перед ханом стать можешь, золотой, серебряный?

Годунов. Поклонюсь хану перстами до полу.

Толмач. Ой, ой, ой! А с каким титлом будешь выговаривать царя Ивана?

Годунов. С великим титлом.

Толмач. Зачем тебе это нужно? Хан соскучится слушать.

Годунов. Кинжал будете приставлять к горлу – все равно скажу великий титл, с царем Казанским и Астраханским.

Толмач. Позволим только сказать: государь Иван Васильевич, царь Московский.

Годунов. Касьян, достань беличью шубу.

Касьян достает из мешка шубу, подает Годунову.

(Встряхивает ее и подает толмачу.) Государь велел тебе этой шубой кланяться, носи во здравие.

Толмач. Ай, ай, ай! Худая шубенка, рыжая, траченая.

Годунов. Ах ты, вор, собака! С государева плеча шуба!

Толмач(услышав шаги, поспешно прячет шубу под ковер на одном из диванов). Идет Мустафа, великий улан, кто у хана возлежит на сердце. Золотой, серебряный, кланяйся ему ниже.

Из-за занавеса появляется одноглазый мрачный татарин в халате и тюрбане.

Мустафа(Годунову). Ты что за человек?

Толмач(низко кланяясь). Борис Федорович Годунов, посол московский…

Мустафа. Ты привез письма к возлюбленному аллахом нашему хану Девлет-Гирею?

Годунов. Я привез письма и поминки.[244]

Мустафа. Дай мне. Скорее. Хан ждет…

Годунов. Мне велено письма отдать хану в собственные руки. А тебе не отдам.

Мустафа. Повинуйся мне, сын праха!

Годунов. Повинуюсь одному царю моему да богу нашему.

Мустафа(багровеет, хватает Годунова за грудь). Дай письма! Московит проклятый! Сын девки! Дай письма! Гяур, собака!

Годунов(пятясь). Я бы на коне сидел, ты бы меня, мужик гололобый, так не бесчестил, – я бы тебе дал отпор. Не рви мою грудь, я сюда не драться приехал.

Мустафа(из-за пояса выхватывает кривой нож и бесится, вертя им вокруг шеи Годунова). Нос отрежу! Уши оторву… Дай письма, – без головы останешься!..

Годунов. Ты, Мустафа, круг моей шеи ножом напрасно не примахивай, – мы смерти не боимся… Убьешь – одним мной у государя будет ни людно, ни безлюдно.

Мустафа. На кол тебя посажу!

Годунов. Врешь, этого с посланниками не делают! Касьян! Шубу соболью вынь из мешка…

Мустафа завращал глазом на толмача. Толмач встал лицом к стенке. Касьян достал шубу.

(Встряхнул ее и подал Мустафе.) Государь велел этой шубой тебе кланяться. Носи во здравие.

Мустафа. Это что за шуба?.. На худых пупках шуба.

Годунов. А и дурак же ты, Мустафа. Шуба на всех сорока соболях седых. Такой шубы у самого аллаха нет.

Мустафа. А ну, дай еще чего-нибудь.

Годунов. Опосля, вечером, приходи, найду какой-нибудь рухляди…

За занавесом послышалась музыка – зурна, деревянная дудка, бубен.

Мустафа. Ай, ай! Хан сел на место. (Исчезает за занавесом.)

Годунов. Касьян, скажи, чтоб несли поминки да вели бы рыцарей на арканах.

Касьян уходит.

(Толмачу.) Василия Грязного я где увижу?

Толмач. Грязного сюда же приведут. Его, золотой, серебряный, при тебе бить будут… Ох, не скупись…

Двое юношей появляются из-за занавеса и раздвигают его. На диване сидит хан Д е в л е т-Г и р е й в полосатом халате и чалме, украшенной драгоценными каменьями. У хана – крашеная красная борода, неподвижное лицо с насурмленными бровями. По сторонам от него сидят Воропай и турецкий посол, уланы и мирзы.