Том 9

Басманов. Не люблю я, когда ты в опочивальню ходишь. Опять не дашь ему спать. Бес в тебе, что ли, сидит? Что ты за человек, – не пойму…

Малюта. Чего масло трещит? Доброе масло не должно трещать. Опять воды подмешали?

Басманов. Я воду подмешал, я масло ворую… Это масло прислано в дар от султана турского, прямо с Афона, две бочки. А из Вены от императора пять бочек прислали, но масло вонючее. Мы его по худым монастырям роздали.

Малюта. Император – пять бочек, а султан – две… Так и будем отдаривать… Зря ты сказал, что во мне – бес… Дурак ты, Федька… Такой дурак, – только около постели тебя и держать… Перед смертью блаженной памяти митрополит Макарий взял с меня клятвенное целование: жену и детей своих забудь, о сладостях мира забудь, о душе своей забудь… Обрек на людскую злобу…

Басманов. Чтобы ты при государе, как цепной пес…

Малюта. Я и есть пес… Государь доверчив, нежен, без меры горяч… Совершит – потом головой бьется… Устал я, Федька…

Басманов. А ты подремли, я окликну, когда надо…

Малюта. И он тоже ведь обречен на людскую-то злобу. Чего легче, – пил бы, да ел бы, да прохлаждался, а бояре бы за него думали, а на уделах бы князья княжили… Жили бы, не тужили, как при царе Горохе… А он ворота на хребет взвалил да и понес…

Басманов. Какие ворота?

Малюта. Ворота от града нам с тобой невидимого, – от града Третьего Рима, сиречь – от русского царства…

Басманов. Да… Напрасно это все, по-моему…

Малюта. Чего напрасно?

Басманов(смахнул слезу). Не видишь, что ли, – он, как свеча, горит… Разве человеку вытерпеть этакой жизни…

Малюта. Единодержавие – тяжелая шапка… Ломать надо много, по живому резать… А другого пути ему нет… А еще чего турский султан прислал?

Басманов. Фиников.

Малюта. Дай горстку.

Басманов. Ей-богу – в чулане, идти далеко… Да и ключи у государя…

Малюта. Врешь… Уж кто собака, так это ты…

Басманов(достает из кармана горсть фиников). На, что ли…

Малюта начинает медленно есть финики.

Слушай, а ведь у него опять на уме женщина… Ей-ей… Мучается как… Знаешь кто? Сказать?

Малюта. Нет, не говори. Я и без тебя знаю. Нехорошо это. Добром это не кончится…

За низенькой дверью, едва различимой в полумраке, голос Ивана: «Наклонись, наклонись, голову зашибешь».

Малюта встает и отходит в тень, так же отходит в тень и Басманов. Входят Иван и Воропай.

Иван. Возлюбил я тебя, Константин, хоть и осерчал вчера, а нынче возлюбил…

Воропай. Теснота в моей гортани… Молчать не могу… Великий государь… Молва о тебе шумит по всей Литве и Польше… Шляхта саблями рубится,[221] – оные за тебя, оные против… Все горячие головы за тебя…

Иван. Вот дивно-то! С чего бы?

Воропай. Сигизмунд Август стар и немощен, – ждем его смерти… Кому быть королем? Прости… Захмелел я от твоих речей, то ли от меду твоего… Ехал я к тебе, ждал зверя увидеть во образе человеческом…

Иван. Зверя-человекоядца – так Андрей Курбский тебе говорил обо мне…

Воропай. Истинно, – Андрей Курбский много ругал тебя, и Радзивилл, и Мнишек, и Сапега. На смерть меня провожали в Москву. Зачем черная слава о тебе летит? Или велик ты слишком?

Иван(резко). Кого прочат в польские короли?

Воропай(шепотом). Не выдавай… Тебя, великий, тебя, грозный.

Иван. А нам о том и заботы нет… (Быстро уходит в темноту и сейчас же возвращается с костяным ларчиком.) За то, что вышла у нас с тобой любовь, – прими, Константин, от души к душе.

Воропай. Великий государь, спасибо…

Иван. Жену твою Катериной зовут? Здесь щепа от колеса великомученицы Катерины.

Воропай. Матерь божья!

Иван. Вспомни-ка Писание, – ангел поразил мечом огненным римлян, кои терзали на колесе чистое тело Катерины, и колесо разбил… Не терзаема ли – подобно так – земля русская. Прими щепу. На ней кровь запеклась.

Воропай преклоняет колено, целует полу его кафтана.

Воропай. Истинно ты щедр и велик, пресветлый государь.

Иван(поднимает, целует его). Прощай, Константин, нелегко тебе было с нами… То ли дело на западе: весело живут и короли, и вельможи, – странишки махонькие, делишки махонькие… А у нас дела – великие, трудные… И мы – люди трудные… Иди с миром…

Воропай уходит. Иван останавливается посреди палаты, нахмурясь, усмехается. К нему подходит Малюта.

Опять приступил когтями рвать мою совесть, рыжий…

Малюта. Он тебе не друг. Он недруг… Ты ему святыню отдал…