Том 8. Под крышкой гроба

— Ты имеешь в виду тот случай, когда городская потаскушка сказала, что ее трахнули, и деду пришлось дать ей денег на аборт? — Хантер выжидающе кивнул.

— Ее никто не звал на пикник. Я до нее и не дотрагивался. Это Дэнни затащил ее в кусты, но свалил все на меня да еще заплатил этой сучонке сто баксов, чтобы она показала на меня.

— Тебе здорово тогда досталось?

— Дед охаживал меня палкой. Неделю я провалялся в постели, лишившись всех своих привилегий. Они даже избавились от собаки, которую я пригрел.

Я засмеялся и стал пить кофе.

Лейланд Хантер нахмурился, глядя на меня со странным выражением:

— Что тут смешного?

— Есть кое-что. А сейчас выглядит еще смешней. Я единственный знал все об этой девчонке, потому что мне одному удавалось удирать в город. В свои пятнадцать лет это уже была прожженная девка, она спала за деньги с рабочими с местного завода. Она сообразила, что можно сорвать куш, и облапошила Дэнни. Он перепугался до смерти, тем более что это был его дебют. Ее мамашей все считали Люси Лонгстрит, у которой был дешевый бордель на Третьей улице.

— Где же юмор, Дог?

— Да вот где. Дэнни получил лошадиную дозу триппера. Я, бывало, здорово веселился, наблюдая из засады, как он пытается пописать и скулит от боли. Его лечение держалось семейством в строгом секрете. Я развлекался тем, что прятал его лекарство.

Хантер перешел с улыбки на сдавленный хохот.

— А я-то думал, в чем тут дело! Шли какие-то переговоры с представителями здравоохранения, видимо, после того, как доктор послал свой отчет. Были предприняты определенные меры, чтобы все было шито-крыто. Маленькие коннектикутские городки могут поднять большой шум, если узнают, что отпрыск самого популярного семейства подцепил триппер от местной шлюшки. А про козла отпущения никто и не вспомнил, наверное?

— Ошибаешься, адвокат. Именно тогда старик подарил мне новый автомобиль и предложил выбрать колледж, где я хотел бы учиться. Не думаю, что все это было от доброты сердечной.

Хантер поднес чашку с кофе ко рту и пристально посмотрел на меня своими птичьими глазами.

— Теперь, когда я знаю все, может, и от доброты. У твоего деда были своеобразные понятия о чести. Ты был мальчишка, мог легко проболтаться об этом паршивце и сделал бы семью посмешищем, и никто не осудил бы тебя. Но ты осмысленно промолчал. Вот тогда ты и начал ему нравиться. Очень жаль, что с того времени ты так мало видел его. Об этом еще кто-нибудь знает?

— Конечно. Мать знала. История показалась ей забавной. Еще садовник, женившийся на твоей голышке Ду- бро. Самое смешное во всем то, что когда Дэнни свершал свой первый сексуальный подвиг, у меня на счету уже было около дюжины баб. Я отлично знал, что у девчонки триппер, так что о моем участии не могло быть и речи. Мне оставалось отойти в сторонку, зализывать раны и дожидаться, когда Дэнни пойдет писать и взвоет от боли. Зрелище, право, стоило того.

Хантер допил кофе и отставил чашку.

— Стало быть, твое возвращение не означает вендетту? — заключил он.

— Я хочу получить свои десять кусков. Если мне, конечно, удастся обойти известное условие в завещании.

— Как ты сам признаешь, это невозможно.

— Да, но если есть условие морального порядка для меня, то должно быть такое же и для других, верно?

— Тонкое замечание. Однако их жизнь была все время на виду. У них надежный, поддающийся любой проверке послужной список, так сказать.

Положив пятидолларовую бумажку поверх счета, я поднялся.

— Хантер, дорогой мой друг, ты годишься мне в дедушки, но ты еще многого не знаешь. У каждого есть что таить.

— Даже у тебя, Дог?

— Уж если я зарываю свою кость, то глубоко.

— И никому не откопать?

— Сначала придется одолеть меня.

— Столько усилий из-за десяти тысяч?

Я пожал плечами и закурил сигарету.

Мы прогулялись по городу и вернулись на Тридцать Четвертую улицу в контору Хантера. Повсюду, от лифта и до приемной, встречные изумленно смотрели на нас, не веря своим глазам. Всегда отутюженный Хантер шел, растрепанный и счастливый, в компании с каким-то оборванцем, причем можно было легко догадаться о нашем времяпрепровождении. Увидев нас, девица-секретарша сдернула очки, от изумления уронила их и, пытаясь скрыть смущение, пробормотала, спотыкаясь, «доброе утро». Войдя в кабинет, Хантер сказал, понизив голос:

— Эх, жаль, она не знает, что у меня есть как раз то, что ей надо.

— Но-но, приятель. В мои планы не входило. делать из тебя сексуального маньяка.

— Ты тут ни при чем. Я подозреваю, что я им всегда был. Просто не хватало времени, чтобы совершенствоваться.

— Это никогда не поздно.

Хантер удобно устроился в своем кресле, в глазах у него прыгали чертики.

— Хорошо сказано, Дог. К черту благотворительность, лучше я отдам денежки той, кто их стоит. Кстати, как ее зовут?

— Шарман.

— Прелестное существо. Мне как… надо запрашивать у тебя визу, если я надумаю еще раз ее навестить?

Мы, смеясь, смотрели друг на друга.

— Что это у тебя на уме, адвокат?

Хантер откинулся в кресле, распустил немного галстук, и лицо его приняло обычное профессиональное выражение.

— Ты знаешь, сколько раз я пытался тебя отыскать, Дог?

— Нет.