Дульчин. Да ты много кахетинского-то выпил?
Салай Салтаныч. Самый мера, сколько надо. Мы много не пьем: бутылка-другой выпил, довольно. Зачем разговор? Плати деньги!
Дульчин. Откуда я тебе возьму? Ты мои дела знаешь: мои деньги впереди, пока у меня только надежда.
Салай Салтаныч. Твоя надежда — ничего! Никто грош не даст.
Дульчин. Но ведь ты сам верил, ты сам меня жениться заставлял.
Салай Салтаныч. Кто знал?.. Он пустой человек, дрянь человек. Тебя обманул, меня обманул, всех обманул.
Дульчин. Кто «он»? Кто обманул?
Салай Салтаныч. Лавр Мироныч. Он фальшивый векселя делал.
Дульчин. Фальшивый? Зачем?
Салай Салтаныч. Дисконт отдавал, деньги брал.
Дульчин. На чье же имя?
Салай Салтаныч. Зачем далеко ходить? Дядя есть, Флор Федулыч. Чего долго думать?
Дульчин. Ну, что ж Флор Федулыч? Да говори толком!
Салай Салтаныч. Нынче узнал, нынче и деньги платил.
Дульчин. Заплатил-таки?
Салай Салтаныч. А не заплати, — Лавр Мироныч в Сибирь гуляй. А теперь мало-мало сидит в яме; дело знакомый, не привыкать.
Дульчин. Да ты видел Флора Федулыча?
Салай Салтаныч. Сейчас видел, в Троицком с ним сидел, долго говорил.
Дульчин. А как же внучка, Ирина Лавровна?
Салай Салтаныч. А внучка чем виновата? Ее дело сторона.
Дульчин. Значит, его расположение к ней не изменилось?
Салай Салтаныч. За что обижать?
Дульчин. И приданое даст?
Салай Салтаныч. Обижать не будет.
Дульчин. Да сколько даст-то?
Салай Салтаныч. Не обидит.
Дульчин. Да говори! Ведь уж ты выспросил, вызнал все; разве ты утерпишь?
Салай Салтаныч. Говорил, пять тысяч дам. Его слову верить можно, купец обстоятельный, как сказал, так и будет.
Дульчин. Ты меня зарезал.
Салай Салтаныч. Кто тебя резал? Сам себя резал. Деньги платить будешь?
Дульчин. Разумеется, не буду; откуда я возьму?
Салай Салтаныч. Так и знать будем. А мне что с тобой делать, скажи! Советуй, сделай милость.
Дульчин. Мое дело было занимать, а уж получай с меня, как знаешь; это твое дело. Не мне тебя учить.
Салай Салтаныч. И за то спасибо, прощай!
Дергачев. Я слышал, все слышал. Какое несчастие, какое ужасное несчастие, Вадим!
Дульчин
Дергачев. Значит, ехать незачем. Как же карета?..
Дульчин. Какой урок, какой урок!
Дергачев. Куда я денусь с каретой?
Дульчин
Дергачев. Разве отпустить карету да велеть завтра приехать за получением?
Дульчин. Вот когда узнаёшь цену искренней любви.
Дергачев. А потом опять «завтра», и так до бесконечности. Денег у меня нет, ведь я для тебя нанимал…
Дульчин. К ней, сейчас же к ней! Ручки, ножки целовать. Лука, я тебе клялся, что больше не сделаю ни одной низости в жизни; я тебе повторяю эту клятву, торжественно повторяю. Ты ее помни.
Дергачев. Да я ее помню… А как же мне с каретой-то?
Дульчин. А мне что за дело?
Дульчин. Ирина Лавровна, теперь я знаю препятствие, которое мешает нашему блаженству.
Ирина. Вы знаете?
Дульчин. И, к несчастию, оно так серьезно, что вам надо будет отправляться к родителю.
Ирина. Что это значит, Вадим Григорьич?
Дульчин. У меня сейчас был Салай Салтаныч; вы, вероятно, слышали хоть часть нашего разговора?
Ирина. Я не имею обыкновения подслушивать.
Дульчин. Он мне передал, какое несчастие случилось с вашим родителем.
Ирина. Ну, так что же? Это до меня не касается.
Дульчин. Нет-с, в таком положении оставлять родителя не следует; ваша обязанность — утешать его в горе.
Ирина. Со мной шутить нельзя, Вадим Григорьич. Мне здесь лучше, чем дома, и я отсюда не выйду. Вы завлекли меня до того, что я прибежала в вашу квартиру, в квартиру молодого человека; для меня отсюда только один выход: под венец!
Дульчин. Можно и под венец, только нет никакой надобности.
Ирина. Как нет надобности?
Дульчин. Решительно никакой! У вас приданого только пять тысяч, у меня ни копейки и пропасть долгу.
Ирина. Где же ваше состояние?