Том 8. Дживс и Вустер

— Ну и отлично. Перси придет в норму, если выбросит из головы мысль, что можно питаться алкоголем. Ну, а Глоссопа мы скоро приведем в хорошее настроение, когда он приедет на Рождество в Бринкли.

— А он должен приехать?

— Конечно. Будем радоваться и веселиться. Устроим настоящее традиционное Рождество на старинный лад. По всем правилам.

— С омелой и остролистом?

— Увешаем все стены. И организуем детский праздник с Санта-Клаусом.

— Викарий в главной роли?

— Нет, викарий лежит в гриппу.

— Тогда его помощник?

— Помощник подвернул ногу.

— Кто же тогда будет Санта-Клаусом?

— Отыщем кого-нибудь. А кто еще был у Глоссопа?

— Только некто Эглстоун.

— Блэр Эглстоун? Писатель?

— Да, Дживс сказал мне, что он пишет книги.

— И статьи. Он подготавливает для меня серию «Современная девушка».

Тетя Далия уже несколько лет с помощью финансовых вливаний со стороны Тома Траверса, своего благоверного, издавала еженедельный женский журнал «Будуар светской дамы», и я даже дал туда статейку под заголовком «Что носит хорошо одетый мужчина». Теперь-то этот еженедельник уже кому-то перепродан, но тогда он еще кое-как влачил существование, каждую неделю принося убыток, что служило постоянным источником душевных мук для дяди Тома, вынужденного оплачивать счета. У него денег куры не клюют, но он смертельно не любит раскошеливаться.

— Мне от души жаль этого юношу, — сказала тетя Далия.

— Блэра Эглстоуна? За что?

— Он влюбился в Гонорию Глоссоп.

— Что?! — вскричал я. Она меня поразила. Я ведь считал, что такого просто не может быть.

— И из робости не может признаться. Обычное дело с этими бесстрашными, откровенными романистами. На бумаге им сам черт не брат, но при виде живой девушки, не соскочившей с кончика их пера, у них от страха холодеют ноги, как нос у таксы. Когда читаешь его книги, то думаешь, что этот Блэр Эглстоун — гроза женского пола, его надо на цепи держать для защиты невинной женственности. Но так ли это? Отнюдь. Он просто трусливый заяц. Не знаю, случалось ли ему когда-нибудь в действительности очутиться в благоухающем будуаре наедине с томной девой, обладательницей чувственных губ и страстных темных очей, но если и случалось, держу пари, он садился на самый отдаленный стул и спрашивал ее, какие интересные книги она прочитала за последнее время. Что это ты уставился на меня, как безмозглая рыба?

— Пришло в голову кое-что.

— Что?

— Да так, — уклончиво ответил я ей. Пока я слушал ее характеристику Блэра Эглстоуна, у меня мелькнула одна из тех блестящих идей, которые нередко точно молнии вспыхивают в моей голове; но их нельзя выбалтывать до того, как обдумаешь хорошенько и рассмотришь во всех ракурсах. — Откуда вы все это знаете? — спросил я.

— Он сам мне признался в порыве откровенности, когда мы обсуждали с ним план серии статей на тему «Современная девушка». У меня вообще отзывчивый характер, люди делятся со мной. Вспомни, ты ведь тоже мне всегда рассказывал про свои бесконечные романы.

— Это совсем другое дело.

— Чем другое?

— Пошевелите мозговой извилиной, старая родственница. Мне вы — тетя. Перед любимой теткой всякий племянник рад обнажить душу.

— Аа, ну да. Пожалуй, что и так. Ты ведь меня любишь всем сердцем, верно?

— А как же. И всегда любил.

— Эти твои слова меня очень радуют…

— Вы их заслуживаете с лихвой.

— …потому что у меня есть к тебе одна просьба.

— Считайте, что она уже выполнена.

— Я хочу, чтобы ты был Санта-Клаусом у меня на детском празднике.

Следовало ли мне предвидеть, к чему она ведет? Может быть. Но я ничего не предчувствовал, и сидя в кресле, весь с головы до ног задрожал, как осина, если вы когда-нибудь видели осину — я-то сам, насколько помню, не видел, но знаю, что они как раз тем и знамениты, что дрожат, как сумасшедшие. Я громко взвыл, а тетя выразила пожелание, чтобы я пел где-нибудь в другом месте, если уж мне пришла охота петь, а то у нее барабанные перепонки очень чувствительные.

— Не говорите таких вещей даже в шутку, — попросил я ее.

— Я вовсе не шучу.

Я уставился на нее, не веря собственным глазам.

— Вы всерьез ждете от меня, что я налеплю белую бороду, подложу подушку на живот и стану расхаживать и приговаривать: «Хо-хо-хо-хо!» — среди трудновоспитуемых детей ваших деревенских соседей?

— Они вовсе не трудновоспитуемые.

— Прошу прощения, но я видел их в деле. Если помните, я присутствовал на последнем школьном торжестве.

— По школьным мероприятиям нельзя судить. Разве можно ожидать от них рождественского настроения в разгар лета? Увидишь, на рождественском вечере они будут кроткие, как новорожденные ягнята.

Я коротко, отрывисто засмеялся.

— Я-то не увижу, — уточнил я.

— То есть ты хочешь сказать, что отказываешься?

— Вот именно.

Она выразительно фыркнула и высказалась в том смысле, что я — подлый червь.

— Но червь в своем уме и твердой памяти, — заверил я ее. — Червь, который соображает, когда надо сидеть и не высовываться.

— Так ты в самом деле не согласен?

— Даже за весь урожай риса в Китае.

— Даже чтобы доставить удовольствие любимой тете?

— Даже чтобы доставить удовольствие целой армии теть.