Том 8. Дживс и Вустер

Но как он здесь оказался, было выше моего разумения. Не так давно он женился на известной писательнице Рози М. Бэнкс, и когда я видел его в последний раз, он готовился ехать с женой в Америку, куда ее пригласили читать лекции. Отлично помню, как он проклинал все на свете, потому что из-за этого путешествия придется пропустить скачки в Аскоте.

И как ни странно, он сейчас находился здесь. Мне не терпелось увидеть лицо друга, и я завопил, как на охоте:

— Бинго!

Он обернулся, и, поверьте, то, что я увидел, не было лицом друга. Лицо было все перекошено. Он замахал руками, будто сигнальщик на вахте.

— Шш, — зашипел он. — Хочешь меня погубить?

— А?

— Не получил мою телеграмму?

— Значит, это была твоя телеграмма?

— Разумеется, моя.

— Тогда почему ты не подписался?

— Я подписался.

— В том-то и дело, что нет. Я ничего не понял.

— Но ты ведь получил мое письмо.

— Какое письмо?

— Мое письмо.

— Не получал я никакого письма.

— Значит, я забыл его отправить. Я тебе сообщал, что нахожусь здесь как репетитор твоего двоюродного брата Томаса и что когда мы встретимся, ты должен сделать вид, будто мы незнакомы. Это для меня очень важно.

— Но почему?

— Если твоя тетка догадается, что я твой друг, она тут же откажет мне от места.

— Почему?

Бинго поднял брови.

— Почему? Берти, ну ты сам подумай. Если бы ты был твоей теткой и знал, что ты за тип, допустил бы ты, чтобы твой ближайший друг был наставником твоего сына?

Моя бедная голова пошла кругом, но скоро я все-таки сообразил, что в его словах кроется много суровой правды и здравого смысла. Однако Бинго не объяснил мне, в чем суть, или, если хотите, смысл этой таинственной истории.

— Я думал, ты в Америке, — сказал я.

— Нет, я не в Америке.

— Почему?

— Неважно. Не в Америке, и все.

— Зачем ты нанялся в репетиторы?

— Неважно. Есть причины. Берти, я хочу, чтобы ты хорошенько вбил себе в голову, намертво вбил: никто не должен заподозрить, что мы с тобой друзья. Позавчера этого мерзкого мальчишку, твоего кузена, застукали с сигаретой, он курил, забравшись в кусты, и из-за этого мое положение здесь сильно пошатнулось. Твоя тетка сказала, что если бы я надлежащим образом следил за ребенком, ничего подобного бы не произошло. И теперь, стоит ей обнаружить, что мы с тобой друзья, она тут же вышвырнет меня вон, спасения нет. А я должен остаться здесь, это вопрос жизни и смерти.

— Почему?

— Неважно, почему.

В этот миг Бинго, видимо, послышались чьи-то шаги, и он проворно нырнул за лавровый куст. А я поплелся к Дживсу, дабы обсудить с ним эти странные события.

— Дживс, — сказал я, входя в спальню, где он распаковывал мои чемоданы, — вы помните ту телеграмму?

— Да, сэр.

— Ее отправил мистер Литтл. Он живет здесь в качестве воспитателя моего кузена Томаса.

— В самом деле, сэр?

— Ничего не понимаю. Ведь он вольная птица. Может ли вольная птица без всякой на то причины поселиться в доме, где живет моя тетя Агата?

— Весьма эксцентричный поступок, сэр.

— Более того, станет ли кто-нибудь по доброй воле, просто ради удовольствия, заниматься обучением моего кузена Томаса, известного тупицы и изверга рода человеческого?

— Крайне проблематично, сэр.

— Тайна за семью печатями, Дживс.

— Совершенно верно, сэр.

— И что самое ужасное в этой истории: чтобы сохранить за собой место, мистер Литтл шарахается от меня, как от прокаженного. И, значит, умирает моя единственная надежда сколь-нибудь пристойно провести время среди этой мерзости запустения. Дживс, известно ли вам, что тетка запретила мне курить, пока я здесь нахожусь?

— Возможно ли это, сэр?

— И пить тоже.

— Но почему, сэр?

— Потому что она желает из каких-то неведомых мне побуждений, которых не хочет раскрывать, — чтобы я произвел хорошее впечатление на некоего Филмера.

— Весьма неприятно, сэр. Однако многие врачи, как мне известно, приветствуют подобное воздержание как путь к оздоровлению организма. Они утверждают, что при этом улучшается кровообращение и обеспечивается защита кровеносных сосудов от преждевременного затвердения.

— В самом деле? В следующий раз передайте этим вашим врачам, что они ослы.

— Слушаюсь, сэр.

Окидывая взором свое богатое событиями прошлое, могу с уверенностью сказать, что с этой минуты потянулась череда самых тоскливых дней, какие мне выпали на долю. Ни тебе выпить животворящий коктейль перед обедом, ни выкурить с наслаждением сигарету, ибо каждый раз приходилось распластываться в спальне на полу и выпускать сигаретный дым в камин. А каково постоянно натыкаться на тетю Агату в самых неожиданных местах? А нравственные мучения из-за необходимости якшаться с достопочтенным А.Б. Филмером? Так недолго и умом тронуться.

Каждый день я играл с достопочтенным Ф. в гольф. Чего только не вынес Бертрам, влача это непосильное бремя: в кровь кусал губы, до боли сжимал кулаки. Играл достопочтенный Ф. из рук вон плохо, при этом болтал, не закрывая рта, так что у меня в глазах темнело. Словом, я стал отчаянно жалеть себя. И вот однажды вечером, когда я одевался к обеду, ко мне в комнату проскользнул Бинго и отвлек от моих собственных забот.