— Дживс, — выговорил он наконец, когда к нему вернулся дар речи. Но Дживс уже мерцал на пороге.
— Спешу за нюхательной солью, милорд, — пояснил он через плечо. — Прошу прощения, я сейчас.
Минуты через две, хотя Биллу казалось, что дольше, он возвратился, держа в пальцах маленький флакончик.
— Ну? — нетерпеливо спросил Билл.
— Все прошло согласно плану, милорд. Дама реагировала в общем так, как я и предвидел. Сразу же по получении известия она проявила интерес. Вашему сиятельству известно выражение «Джимини Кристмас»?
— Да нет, по-моему, я его никогда не слышал. Может быть, «Мерри Кристмас»?
— Нет, милорд. Именно «Джимини». Эти слова произнесла миссис Спотсворт, когда узнала, что в разрушенной часовне можно наблюдать фантом леди Агаты. Они, как я понял, выражают удивление и радость. Она заверила меня, что в два счета накинет халат и по истечении названного срока выйдет ко мне, прямо, как она сказала, с заплетенной косой. Я должен быть у двери и проводить ее к месту события. Вашу дверь я оставлю приоткрытой, и ваше сиятельство, глядя в щель, сможете проследить, когда мы уйдем. Как только мы спустимся вниз по лестнице, я рекомендую немедленное действие, поскольку нет нужды вам напоминать, что время…
— …решает все? Да, в этом нужды нет. Помните, что вы мне говорили про гепардов?
— В связи со скоростью, которую они развивают?
— Полмили за сорок пять секунд, если не ошибаюсь?
— Да, милорд.
— Ну так вот, я сейчас разовью такую скорость, что самый резвый из гепардов останется, считайте, просто за флагом.
— Это будет как раз то, что требуется, милорд. Со своей стороны замечу, что видел на туалетном столе у миссис Спотстворт небольшой футлярчик, несомненно содержащий искомую подвеску. Туалетный стол стоит прямо под окном. Ваше сиятельство сразу же его увидит.
И как всегда, Дживс оказался прав. Первое, что Билл увидел, когда, проводил глазами процессию, состоящую из миссис Спотсворт и Дживса, прошествовавшую вниз по лестнице, и вбежал в комнату Королевы Елизаветы, был туалетный стол. А на нем — небольшой футлярчик, как и говорил Дживс. И в этом футлярчике, убедился Билл, дрожащими руками открыв крышечку, находилась та самая подвеска. Он поспешил схватить коробочку и сунуть в карман пижамной куртки и уже направился было к двери, как вдруг в тишине, которую до той минуты нарушало лишь его шумное дыхание, раздался оглушительный визг.
Выше уже упоминалось обыкновение собачки Помоны при виде всякого знакомого или даже незнакомого, но чем-то ей приятного лица, выражать радость ушераздирающим лаем. Именно такая радость охватила ее и в данную минуту. Во время давешнего разговора на скамейке, пока Билл ворковал, она, как все собаки, прониклась к нему горячей любовью. И обнаружив его теперь в неформальной обстановке, она, еще не освоившись с одиночеством, которого терпеть не могла, даже не подумала обуздывать свои чувства.
Ее воплей по количеству и силе звука вполне хватило бы дюжине баронетов, найденных на полу библиотеки с кинжалами в спине. И на Билла они произвели самое неблагоприятное воздействие. Как выразительно написал автор «Охоты на снарка»[45] про одного из своих главных героев,
Вот и лиловая пижамная куртка Билла почти побелела.
Хоть он и симпатизировал Помоне, но не задержался для дальнейшего братания, а бросился к двери на такой скорости, что самому атлетическому гепарду оставалось бы только беспомощно пожать плечами, и вылетел в коридор как раз в ту минуту, когда разбуженная шумом Джил выглянула из Комнаты-С-Часами. Она увидела, как Билл на цыпочках прокрался в комнату Генриха Восьмого, и с горечью подумала, что там ему и место.
А еще четверть часа спустя, когда Билл лежал в постели и бормотал себе под нос: «Девятьсот девяносто восемь… Девятьсот девяносто девять… Тысяча…», — Дживс вошел в комнату с блюдечком в руке.
На блюдечке лежало кольцо.
— Я только что встретил в коридоре мисс Уайверн, милорд, — сказал он. — Она просила передать вашему сиятельству вот это.
Глава XVI
Уайверн-Холл, дом полковника Обри Уайверна, отца Джил, служившего начальником полиции графства Саут-молтоншир, был расположен сразу за рекой, протекавшей в дальнем конце сада через владения Рочестер-Эбби, и вот на следующий день, после совершенно неудовлетворительного обеда полковник Уайверн сердитыми шагами вышел из столовой, проследовал в свой кабинет и позвонил дворецкого. По прошествии соответствующего времени дворецкий явился, запнувшись о ковер у порога и воскликнув при этом: «Ах ты, чтоб тебя!», что случалось с ним всякий раз, через какой бы порог он ни переступал.