Том 8. Дживс и Вустер

Несколько минут после его ухода тетя Агата, явно пренебрегая существом вопроса, разглагольствовала по поводу того, что Вустер роняет престиж семьи, позволяя лакеям задирать нос. Потом она все-таки изволила вернуться к главной теме.

— Берти, — сказала она, — завтра же ты снова пойдешь к этой девице и на этот раз сделаешь то, что я тебе велела.

— Да пропади все пропадом! У нас есть блестящий альтернативный план, основанный на тонком понимании психологии индивидуума…

— Довольно! Ты слышал, что я сказала? Мне пора. До свидания.

Она умчалась, не подозревая, что Бертрамом Вустером нельзя помыкать. Едва дверь за ней закрылась, я призвал Дживса.

— Дживс, — сказал я, — эта моя тетка и слышать не хочет о вашем прекрасном альтернативном плане, но я собираюсь неукоснительно ему следовать. По-моему, это гениальный план. Вы можете завтра привести эту женщину сюда обедать?

— Да, сэр.

— Отлично. А я тем временем телефонирую дяде Джорджу. Мы сделаем для тети Агаты доброе дело вопреки ее желанию. Дживс, что сказал по этому поводу поэт?

— Поэт Бернс, сэр?

— Нет, не Бернс. Кто-то другой. О добрых делах, которые совершаются втайне.

— «Деяния благие, что вершатся втайне… Кто их помнит!»,[85] сэр?

— Вот именно, Дживс.

Я-то думал, свершение благих деяний украдкой должно приносить человеку радость, однако не могу сказать, что предстоящая пирушка очень меня радовала. Дядюшка Джордж и сам по себе довольно неприятный сотрапезник. Обычно он завладевает застольной беседой и принимается описывать свои патологические симптомы; он и мысли не допускает, что окружающие совсем не жаждут выслушивать разные подробности, касающиеся несварения желудка. Присоедините к дядюшке Джорджу тетушку мисс Платт, и у вас получится такая компания, которая способна привести в уныние самого стойкого. Когда я проснулся на следующий день, у меня возникло предчувствие надвигающейся беды, и все утро это ощущение, постепенно усиливаясь, черной тучей нависало надо мной. К тому времени, когда Дживс принес коктейли, я совсем пал духом.

— Пропадаю ни за грош, Дживс, — сказал я. — Послать бы эту затею к черту и податься в «Трутни».

— Я могу себе представить, какое тяжелое испытание вам предстоит, сэр.

— Откуда вы знаете этих людей, Дживс?

— Я с ними познакомился через моего приятеля, камердинера полковника Мейнуоринга-Смита, сэр. Когда у моего приятеля возникло взаимопонимание с юной особой, он пожелал, чтобы я поехал с ним в «Глицинию» и познакомился с его избранницей.

— Они обручились?

— Не совсем, сэр. Просто у них возникло взаимопонимание.

— А почему они поссорились?

— Они не поссорились, сэр. Когда его светлость начал ухаживать за юной особой, она, естественно, была польщена и теперь не может сделать выбор между любовью и честолюбием. Она до сих пор официально не отказалась от взаимопонимания.

— В таком случае, если наш план удастся осуществить и дядя Джордж самоустранится, дела вашего приятеля пойдут на лад?

— Да, сэр. Сметерст — его зовут Сметерст — готов будет воскликнуть: «Это ли не цель желанная!».

— Хорошо сказано, Дживс. Сами придумали?

— Нет, сэр. Это эвонский лебедь, сэр, Шекспир.

В эту минуту чья-то невидимая рука робко позвонила в дверь и я, скрепя сердце, приготовился играть роль хозяина. Застольное испытание приближалось.

— Миссис Уилберфорс, сэр, — доложил Дживс.

— Ну как мне удержаться от смеха, когда ты, стоя у меня за спиной, будешь говорить: «Мадам, не желаете ли картофеля?», — говорила тетушка мисс Платт, вплывая в гостиную.

Мне она показалась еще неохватней, еще розовее и добродушней, чем в прошлый раз.

— Понимаете, мы с ним знакомы, — пояснила она мне, тыча в Дживса пальцем. — Он к нам заходил на чашку чая.

— Да, он мне об этом говорил.

Тетушка окинула гостиную быстрым внимательным взглядом.

— А у вас здесь шикарно, — сказала она. — Хотя по мне так лучше всего розовые обои. Они такие веселенькие. Что тут у вас? Коктейли?

— Мартини и чуть-чуть абсента, — сказал я, наполняя стакан.

Она громко вскрикнула, совсем как девочка.

— Ой! Не вздумайте поить меня этой гадостью! Знаете, что со мной творится, если я только пригублю что-то подобное? Умираю от боли. Все эти коктейли — настоящий яд для желудка.

— Я, право, не знаю…

— А я знаю. Если бы вы прослужили официанткой в баре столько лет, как я, вы бы тоже знали.

— О! Э-э… вы служили официанткой?

— Да, в «Крайтерионе». Я тогда была молоденькая. Я уронил шейкер на пол.

— Вот! А все потому, что пьете эту гадость, — нравоучительным тоном сказала тетушка мисс Платт. — У вас руки дрожат. Я всегда говорила мальчикам: «Только портвейн! Он полезный. Я и сама люблю выпить немного портвейна. Но эта новомодная американская гадость — нет и нет!» Но они никогда меня не слушали.

Я с тревогой уставился на нее. Конечно, в «Крайтерионе» в свое время служили десятки официанток, и тем не менее меня пробрала легкая дрожь. Много лет прошло с тех пор, как дядя Джордж отколол это коленце с попыткой мезальянса — он тогда еще не носил титула, — но до сих пор при упоминании о «Крайтерионе» все Вустеры содрогаются.