Том 8

На другой день, в воскресенье, Харниш поднялся спозаранку и поехал в Окленд, захватив с собой Волка, головную лайку своей бывшей упряжки; это была единственная собака, которую он вывез с Аляски. Сколько он ни рыскал по Пиедмонтским горам, сколько ни скакал по дороге со многими воротами, ведущей в Беркли, — нигде он не увидел ни Дид Мэсон, ни ее гнедой лошади. Но ему некогда было огорчаться этим — его собственный гнедой конь требовал слишком много внимания. Боб упорно не желал слушаться, пускался на всевозможные выходки и к концу дня измучил своего седока и сам замучился. Харнишу потребовалось все его знание лошадей и умение обращаться с ними. А Боб, со своей стороны, показал все свои фокусы до единого. Обнаружив, что мундштук затянут слабее обычного, он взвился на дыбы и зашагал на задних ногах. Целых десять минут Харниш тщетно пытался переупрямить Боба; тогда он спешился и подтянул мундштук, после чего Боб в течение получаса проявлял ангельскую кротость. На этом Харниш и попался. Решив, что Боб окончательно усмирен, он поехал шагом, развалясь в седле, отпустив шенкеля, и стал скручивать папиросу; поводья свободно лежали на шее лошади. Но Боб внезапно, с молниеносной быстротой, повернул вспять на задних ногах, чуть, приподняв передние, Харниш потерял правое стремя и обеими руками схватился за шею лошади; Боб не преминул воспользоваться этим и поскакал галопом. От души надеясь, что Дид Мэсон не встретится ему в эту минуту, Харниш кое-как выправился, остановил лошадь и вернулся на прежнее место. Здесь Боб опять проделал свой фокус. На этот раз Харниш усидел, но и только; правда, он успел натянуть поводья, однако это не помогло. Он уже заметил, что Боб поворачивает направо, и решил дать ему шпору слева, но Боб поворачивал так внезапно и мгновенно, что Харниш не успевал и оглянуться.

— Знаешь, Боб, — сказал Харниш, вытирая пот со лба, — должен сознаться, другого такого живчика, как ты, не скоро сыщешь. Ну что ж, так я буду щекотать тебя шпорой, не отнимая… Ах, дрянь ты этакая!

Не успел Харниш дотронуться шпорой до жеребца, как тот поднял левую заднюю ногу и сильно ударил по левому стремени. Харниш, любопытства ради, несколько раз давал шпору, и каждый раз Боб отвечал пинками по стремени. Тогда Харниш решил, в свою очередь, ошеломить Боба внезапностью нападения — вонзил ему в бока обе шпоры и вытянул хлыстом по брюху.

— Никто тебя еще не учил по-настоящему, — пробормотал он, когда Боб, сообразив, что нашла коса на камень, перестал артачиться и поскакал вперед.

Еще раз десять Харниш пускал в ход шпоры и хлыст и только после этого решил насладиться бешеным галопом своего резвого скакуна. Проскакав с полмили, Боб, не чувствуя больше ни шпор, ни хлыста, чуть сбавил аллюр. Отставший было Волк уже догонял их, и все, казалось, шло как по маслу.

— Ты у меня скоро забудешь, как поворачивать обратно, — сказал Харниш; и в ту же секунду Боб повернул.

Он вдруг затормозил на всем скаку, упершись в землю передними ногами. Харниш припал к его шее, обхватив ее обеими руками, а Боб немедленно встал на дыбы и повернул обратно. Только первоклассный ездок мог усидеть в седле при таком маневре, и Харниш едва не свалился с лошади. Когда он выправился, Боб уже мчался во весь опор, и Волк шарахался в кусты от его копыт.

— Ну ладно, погоди малость! — проворчал Харниш, снова и снова вонзая шпоры и работая хлыстом. — Хочешь дурить? Посмотрим, кому раньше надоест.

Немного погодя Боб попытался перейти на легкий галоп, но Харниш продолжал подгонять его. Наконец Харниш решил, что с Боба хватит, круто повернул его и пустил рысью, потом остановил, чтобы проверить, как он дышит. Боб, с минуту постояв смирно, повернул голову и ткнулся мордой в стремя, всем своим видом показывая, что довольно, мол, прохлаждаться, пора двигаться дальше.

— Ах, черт тебя возьми совсем! — восхитился Харниш. — Ни злобы, ни обиды, хоть бы что! А ведь досталось тебе на орехи. Да ты просто золото, а не конь!

И опять Боб обманул бдительность своего седока. Целый час он вел себя примерно, а потом, так же внезапно, как всегда, повернул и поскакал обратно. Харниш снова при помощи шпор и хлыста прогнал его галопом несколько миль, прежде чем повернуть. Но туг Бобу пришла новая фантазия: он начал пугаться деревьев, коров, кустарника, Волка, собственной тени — словом, любого пустяка. Каждый раз, как Боб шарахался в сторону,

Волк ложился в тень и ждал, когда Харниш справится с конем.