Том 8

Жильят шагал с камня на камень, как гигант по горным вершинам. Расхаживать по гребням подводных камней — то же, что ступать по коньку крыши.

Какая-то рыбачка с сачком в руке, бродившая неподалеку босиком по лужам, крикнула ему, пробираясь л берегу: — Будьте осторожны, вода прибывает!

Он продолжал свой путь.

У самого Рога — скалы, которая замыкала риф и была наивысшей точкой со стороны моря, — Жильят остановился.

Здесь кончался берег. То был отвесный обрыв небольшого мыса.

Он осмотрелся.

В открытом море покачивалось на якорях несколько баркасов, вышедших на лов рыбы. Порою их борта отливали серебром под лучами солнца — то вытаскивали из воды сети.

"Кашмир" еще не доплыл до Сен-Сансона; на нем поставили большой марсель. Он был между Эрмом и Жет-У.

Жильят обогнул скалу. Он оказался под самым креслом Гильд-Хольм-Ур, у подножья той крутой лестницы, с которой месяца три назад он помог Эбенезеру спуститься. Он поднялся наверх.

Почти все ступени были уже покрыты водой. Лишь дветри оставались сухими. Он быстро взобрался по ним.

Ступени вели к креслу Гильд-Хольм-Ур. Он подошел к нему, огляделся, закрыл ладонью глаза, потом медленно провел ею по лбу, — казалось, этим жестом он стирал прошлое.

Затем сел в — гранитную нишу; за его спиной был утес, а у ног — океан.

В это время «Кашмир» миновал массивную круглую башню, которая выступала из воды и охранялась сержантом и пушкой, — она отмечала на рейде половину пути от Эрма до порта Сен-Пьер.

Над головой Жильята, в расщелинах, чуть колыхались стебли горных цветов… Голубело необозримое море. Дул восточный ветер, поэтому у острова Серк не было прибоя, — с Гернсея видна лишь западная сторона островка. Издали дымной обозначался берег Франции и желтела длинная полоса песков Картре. Порой мимо Жильята пролетала белая бабочка. Бабочки любят порхать над морем.

Ветер был слабый. Синева неба и моря точно застыла.

Лишь на воде змеились гладкие ленты темной и светлой лазури, указывавшие на скрытые извилины мелей.

"Кашмир", чуть подгоняемый ветром, поставил марса-лисели, чтобы воспользоваться бризом. Он окутался парусами.

Но шел он вполветра, поэтому лисели вынуждали его держаться у самого берега Гернсея. Он миновал веху Сен-Сансона. Вот он поравнялся с холмом Валль. Сейчас он обогнет мыс "Околицы".

Жильят смотрел на приближавшиийся корабль.

Воздух и вода словно дремали. Прилив рос, но не поднимаясь валом, а плавно вздуваясь. Уровень воды повышался равномерно. Отдаленный шум волн, доносившийся из открытого моря, был похож на тихое дыхание ребенка.

Из гавани Сен-Сансона слышались глухие, короткие удары — то были удары молотков. По всей вероятности, плотники устанавливали тали и платформу, чтобы выгрузить машину из лодки. Гранитная толща стены, к которой прислонился Жильят, заглушала эти звуки, и он почти не различал их.

"Кашмир" приближался медленно, словно привидение.

Жильят ждал.

Внезапно раздался легкий плеск. Жильяту стало холодно, он взглянул вниз. Вода касалась его ног.

Он опустил глаза и снова поднял их.

"Кашмир" был совсем близко.

Высокий склон, в котором дожди выдолбили кресло Гильд-Хольм-Ур, был так крут, а вода вокруг него так глубока, что в тихую погоду корабли могли безопасно плыть по фарватеру в нескольких кабельтовых от утеса.

"Кашмир" был рядом. Он появился сразу, он точно поднялся из океана. Казалось, он рос над водой, подобно все удлинявшейся тени. Такелаж корабля рисовался в небе черными линиями, а вокруг чуть колыхалось ослепительное море. Высокие паруса, на миг заслонив солнце, стали почти алыми и удивительно прозрачными. Невнятно рокотал прилив. Беззвучно скользил по воде величественный силуэт корабля. Вся палуба была видна как на ладони.

"Кашмир" почти коснулся скалы.

За рулем стоял рулевой, юнга взбирался по вантам, пассажиры, опершись на борт, созерцали безоблачное небо, капитан курил. Но не это видел Жильят.

Был на палубе уголок, залитый солнцем. Туда-то и устремился его взгляд. Там, в золотом сиянии, он видел Эбенезера и Дерюшетту. Как две птички, греющиеся в лучах полуденного солнца, они сидели, грациозно прижавшись друг к другу, на скамейке под небольшим тентом из просмоленной парусины.

Хорошо оборудованные корабли предоставляют такие скамьи пассажирам, и, если это английское судно, на них можно прочесть: "Только для дам". Дерюшетта склонила головку на плечо Эбенезера, Эбенезер обнимал Дерюшетту за талию; они держались за руки, их пальцы переплелись. В ангельских чертах этих двух тонких лиц, дышавших чистотой, было легко уловимое различие. Одно казалось более девственным, другое более одухотворенным. Их целомудренное объятие было так выразительно! В нем сквозили и страсть и стыдливость.

Скамья стала уже альковом и почти гнездом. И в то же время ее окружал ореол; светлый ореол любви, уносящийся в облака.

Все было объято божественной тишиной.