Том 8

Он взывал к небесам, бил себя в грудь, прижимал руки ко лбу и молился так, как никогда не молился раньше. И вот Годвину показалось, будто его охватил сон, по крайней мере, его ум потускнел, мысли смешались, однако через некоторое время его разум стал яснеть, как медленно яснеет возмущенная вода. Но у него был другой ум, не тот, что служил ему ежедневно. Что это? Он услышал, как мимо него пронеслись духи и, пролетая, зашептали ему что-то. Ему казалось также, что они плакали о каком-то грядущем бедствии, плакали о Назарете. Потом точно завеса поднялась с его глаз, и он увидел короля франков в его палатке. Гвидо Лузиньяна окружал совет военачальников, в их числе были гроссмейстер тамплиеров и граф Раймунд Триполийский, правитель Тивериады. Все рассуждали о чем-то, и вдруг гроссмейстер тамплиеров выхватил меч и бросил его на стол.

Поднялась новая завеса с глаз д'Арси, и он увидел лагерь Салах ад-Дина — бесконечный лагерь с десятью тысячами палаток, и услышал, как сарацины взывали к Аллаху. В роскошном шатре одиноко расхаживал султан, с ним не было его эмиров, даже сына. Казалось, Салах ад-Дин глубоко задумался, и Годвин прочитал его мысли: «За нами Иордания и море Галилейское, и франки стеснят меня там, если поверну фронт. Передо мной — территория франков, где у меня нет друзей, подле Назарета стоит их большая армия. Только Аллах может помочь мне! Если они останутся спокойны и заставят меня двинуться через пустыню и повести на них атаку, — я погиб. Если они пойдут на меня, обходя гору по хорошо орошенной местности, — я тоже могу погибнуть; если же они безумно двинутся прямо через пустыню, тогда погибнут они, и владычество креста в Сирии окончится навсегда».

Подле шатра Салах ад-Дина стояла другая палатка, и в ней лежали две женщины: одна была Розамунда, она крепко спала, другая, Масуда, не спала, и ее глаза из тьмы взглянули в лицо Годвина.

Последний покров поднялся и открыл зрелище, от которого содрогнулась вся душа рыцаря. Тянулась выжженная огнем черная пустыня, над ней высилась угрюмая гора, а ее густо усеивали трупы, тысячи и тысячи трупов, между мертвыми телами бродили гиены, а над ними кричали ночные птицы. Некоторые лица Годвин узнавал, лица людей, которых он встречал в Иерусалиме или видел среди армии. Он слышал также стоны немногих еще живых.

Ему казалось, будто он в лагере Салах ад-Дина, где тоже лежали умершие, бродит и чего-то ищет, но чего — не знал. Наконец он понял, что отыскивает тело Вульфа, но не находя ни его, ни своего собственного. И снова Годвин слышал, как пронеслись духи, много духов, потому что к ним присоединились души убитых, услышал также, как они оплакивали погибшую власть креста, оплакивали Назарет.

Годвин вздрогнул, очнулся, сел на коня и вернулся к Вульфу. Внизу по-прежнему виднелся спящий лагерь, дальше тянулась безводная пустыня, а Вульф неподвижно сидел на коне.

— Скажи мне, — спросил его Годвин, — давно ли я уехал?

— Минут пять тому назад, может быть, десять, — ответил ему брат.

— В короткое время я видел так много… — начал говорить Годвин. Вульф посмотрел на него с удивлением:

— Что ты видел?

— Если я расскажу, ты не поверишь, Вульф.

— Расскажи, тогда посмотрим.

Годвин рассказал ему все и в конце задал вопрос:

— Ну, что же ты думаешь? Помолчав немного, Вульф произнес:

— Ты не пил сегодня ни капли вина, а потому не пьян, брат. Не сделал ты ничего глупого, и, значит, ты не безумен, поэтому, вероятно, с тобой беседовали святые, по крайней мере, я подумал бы это о всяком другом человеке, таком же хорошем, как ты. Однако людям иногда являются ложные видения, так как, мне кажется, их посылает дьявол. Наше дежурство окончено, я слышу топот лошадей сменяющих нас рыцарей. Вот что я посоветую тебе. В лагере наш друг, с которым мы ехали из Иерусалима, — Эгберт, епископ Назарета. Поедем к нему, расскажем ему все, он — человек святой и ученый, совсем не лживый и не себялюбивый.

Годвин утвердительно кивнул головой. Встретив сменяющихся рыцарей и отдав им рапорт, братья поехали к шатру Эгберта, поручили лошадей его слугам и вошли в палатку.

Эгберт был англичанин, более тридцати лет прожил он на Востоке, и жаркое солнце придало его морщинистому лицу бронзовый цвет, что странно оттеняло его синие глаза и белоснежные волосы и бороду. Когда д'Арси вошли в его палатку, он молился перед маленьким изображением Святой Девы. Склонив голову, братья неподвижно стояли, пока старик не поднялся с колен. Окончив молитву, он благословил их и спросил, чего они хотят.

— Вашего совета, святой отец, — промолвил Вульф. И Годвин рассказал ему о своем видении.

Епископ слушал и не удивлялся, потому что в те дни многие видели или думали, что видят подобные вещи. Окончив свой рассказ, Годвин спросил Эгберта:

— Что это было, святой отец? Сон или откровение? И кто послал мне его?