Том 8

У Стенли возникло ощущение, что его нога провалилась под лед и ее сразу обожгло ледяной водой. Словесные ухищрения! Обвинять в этом такого прямолинейного человека, как он! Он всегда считал, что словесными ухищрениями занимается его брат Феликс. Стенли посмотрел на нее и вдруг заподозрил, что семья его брата замешана в преступлении, совершенном в имении Маллорингов, куда больше, чем он предполагал.

— Послушайте, Кэрстин! — решительно произнес он ни на что не похожее имя (в конце концов она его невестка). — А не этот ли субъект поджег стога Маллоринга?

Он увидел, как глаза ее на мгновение вспыхнули, в ее лице что-то дрогнуло, но оно тут же застыло снова.

— У нас нет оснований это предполагать. Но на произвол, как вы знаете, отвечают местью.

Стенли пожал плечами:

— Не мое дело судить, правильно или неправильно поступили в этом деле. Но, как человек с житейским опытом и родственник, я вас прошу: последите за вашими ребятами, чтобы они не натворили каких-нибудь глупостей. Они парочка горячая, да оно и понятно: молодость!

Произнеся эту речь, Стенли опустил глаза, думая облегчить ей этим положение.

— Вы очень добры, — снова услышал он ее тихий, чуть-чуть шепелявый голос, — но тут речь идет о принципах…

И вдруг его непонятный страх перед этой женщиной принял осязаемую форму. Принципы! Он подсознательно ждал этого слова, которое выводило его из себя так же верно, как красная тряпка быка.

— Какие принципы могут оправдать нарушение закона?

— А если закон несправедлив?

Стенли был поражен.

— Помните, — все же сказал он, — что ваши так называемые принципы могут причинить вред не только вам, но и другим и больше всего Тоду и вашим же детям. А в каком смысле закон несправедлив, разрешите спросить?

Все это время она сидела за столом против него, но теперь поднялась и подошла к очагу. Для женщины сорока двух лет — а ей, по его расчетам, не могло быть меньше — она казалась удивительно гибкой, а ее глаза под этими вздрагивающими, изломанными бровями таили в своей темной глубине какой-то странный огонь. Несколько серебряных нитей в густой копне ее очень тонких черных волос делали их будто еще более живыми. Во всем ее облике чувствовалась такая сила, что ему стало совсем не по себе. Он вдруг подумал: «Бедный Тод! Представить себе только — ложиться в постель рядом с такой женщиной!»

Она ответила ему, не повышая голоса:

— Эти бедные люди не имеют возможности пустить в ход закон, не могут решать, где и как им жить, должны делать только то, что им приказывают. А Маллоринги могут пустить в ход закон, решать, где и как им жить, и навязывать другим свою волю. Вот почему закон несправедлив. Этот ваш равный для всех закон действует по-разному, в зависимости от того, каким имуществом вы обладаете!

— Н-да! — сказал Стенли. — Это что-то сложно!

— Возьмем простой пример. Если бы я решила жить с Тодом невенчанной, мы могли бы это сделать без особого для нас ущерба. У нас есть кое-какие средства; мы могли бы не обращать внимания на то, что о нас думают люди и как они к нам относятся. Мы могли бы купить (как мы и сделали) кусок земли и домик, из которого нас никто не мог бы выгнать. Так как в обществе мы не нуждаемся, то и жили бы точно так же, как мы живем сейчас. А вот Трайст, у которого даже в мыслях нет бросить вызов закону, — какова его судьба? Какова судьба тех сотен арендаторов в нашей стране, кто отваживается смотреть на политику, религию или мораль не так, как те, от кого они зависят?

«Ей-богу, она в чем-то права, — подумал Стенли. — Я никогда не подходил к вопросу с этой стороны». Но мысль о том, что он приехал сюда, чтобы заставить ее образумиться, и глубоко сидевшая в нем английская закваска заставили его сказать вслух:

— Все это прекрасно, но ведь есть собственность! Нельзя же лишить людей их законных прав!

— Вы имеете в виду зло, неотъемлемое от владения собственностью?

— Пусть так, я не буду препираться из-за слов. Меньшее из двух зол. А что вы предлагаете взамен? Не хотите же вы уничтожить собственность; вы же сами признали, что она дает вам независимое положение!

И снова по ее лицу скользнул какой-то отблеск.

— Да, но если у людей не хватает порядочности понять, почему закон охраняет их независимость, им надо доказать, что нельзя поступать с другими так, как ты не хотел бы, чтобы поступили с тобой!

— И вы даже не попробуете прибегнуть к убеждению?

— Их все равно не убедишь. Стенли взял свою шляпу:

— Ну знаете, не всех. Я понимаю вашу точку зрения; но дело в том, что насилие никогда не приносило добра, это… это не по-английски.

Она ничего не ответила. И, растерявшись, он добавил с запинкой:

— Жаль, что я не смог повидать Тода и ваших ребят. Передайте им привет. Клара просила вам кланяться. — И, бросив вокруг себя смущенный взгляд, Стенли протянул ей руку.

Его ладони коснулось что-то теплое, сухое, и он ощутил даже легкое пожатие.

Сев в автомобиль, он сказал шоферу:

— Поезжайте домой по другой дороге, Батер, мимо Церкви.