Том 7. Рассказы и повести. Жрецы

— Я объевропеился и совлек с себя московский халат. Не буду мешать вам… В самом деле, уезжайте… Я как-нибудь в другой раз заверну. Скажите только, как поживаете? Надеюсь, хорошо?

— Садитесь, Василий Васильич… Я так рада вас видеть, что с большим удовольствием останусь дома, — говорила Маргарита Васильевна, ласково оглядывая Невзгодина. — А в самом деле, вы объевропеились, как говорите… Стали франтом… В вас и не узнать прежнего богему на московский лад.

— Отрицавшего приличный костюм и носившего русские рубашки? — прибавил Невзгодин. — У нас, в Париже, нельзя, как вы знаете, отрицать такое видимое отличие цивилизованного человека от мизерабля…[11] Никуда не пустят… Ну, я и приучился иметь про всякий случай новый редингот и стричь волосы, чтобы не пугать парижских гаменов…[12] Хоть к самой генеральше Дергачевой с визитом. Помните, как она делила людей по костюму на приличных и «мовежанрных»[13], как она выражалась?

Действительно, модный редингот с бархатным воротником и шелковыми отворотами сидел отлично на Невзгодине. Широкий галстух, стоячие воротники белоснежной белизны, модный цилиндр, ботинки с широкими носками — одним словом, все как следует, чтобы иметь вид вполне приличного джентльмена.

И сам он, невысокий, сухощавый и стройный, с тонкими чертами живого, неспокойного лица, бледного и болезненного, с карими, острыми и смеющимися глазами, глядел изящным интеллигентом, в котором чувствуется и ум, и тонкость деликатной натуры, и темперамент. Каштановые волосы стояли «ежиком» на кругловатой голове с большим открытым лбом, рыжеватого оттенка бородка подстрижена, маленькие усики прикрывали тонкие, несколько искривленные губы, придававшие физиономии Невзгодина саркастический вид. В общем что-то мефистофелевское и в то же время располагающее.

— Вас не только к генеральше Дергачевой, а в самый первый салон можно повести, Василий Васильевич. Какая разница с тем невозможным, который был на холере.

Они познакомились во время холеры в Саратовской губернии. Маргарита Васильевна приехала туда из Парижа, а Невзгодин из Москвы.

— В костюме разве… А я все такой же, каким был и тогда… Подучился только за два года да больше опыта понабрался.

— Еще бы… Ну, рассказывайте о себе. Давно приехали?

— Сегодня…

— И надолго?

— А не знаю… Как поживется. Подыщется ли подходящая… работа. Ведь я, как знаете, из бродяг… Люблю новые впечатления.

— Что же вы делали в Париже?

— Учился, получил диплом, гулял по бульварам, давал уроки русского языка взрослым французам и французского маленьким соотечественникам. Много читал, ну и…

— И что?

— Случалось, покучивал…

— В веселой компании, конечно?

— Хуже: один… в минуты хандры, знаете ли, русской хандры, нападающей на человека, желающего поймать луну и сомневающегося в такой возможности…

— Говорят, вы и повесть написали?

— И в этом грешен, Маргарита Васильевна. Написал, и даже целых три. Решился послать только одну… Кроме того, два мемуара по химии напечатал во французском журнале.

— Вот вы какой усердный стали… А как называется ваша повесть?

— «Тоска»…

— «Тоска»?.. Какое странное название… Тоска по ком-нибудь?

— Об этаких пустяках не стоит писать! — усмехнулся Невзгодин. — Я люблю, ты любишь, он любит… Вариации на тему об Адаме и Еве… Скучно!

Маргарите Васильевне почему-то неприятен был этот шутливый тон.

«Как он скоро излечился от своей любви. А как тогда говорил!» — пронеслось у нее в голове.

— Так, значит, в вашей повести тоска по чем-нибудь?

— Да… Вот скоро прочтете… Обещали в январе напечатать.

— А раньше… У вас нет разве копии с оригинала?

— Есть. Я несколько раз переписывал рукопись.

— Так прочитайте, пожалуйста. Мне очень интересно будет прослушать.

— Извольте… Только, надеюсь, вы не устроите литературного вечера?

— Я буду единственной слушательницей. Ну, а еще что было за эти два года?

— Я женился.

— Вы? — удивленно спросила Маргарита Васильевна и, казалось, не была довольна этим известием.

— Родить детей ума кому недоставало? — засмеялся Невзгодин. — Впрочем, у меня нет их.

— Когда же вы женились?

— Год тому назад…

— И жена с вами приехала?

— Нет, осталась за границей. Мы через шесть месяцев после свадьбы разошлись с ней!

— И вы так спокойно об этом говорите?

— Недостаточно радуюсь, вы думаете, Маргарита Васильевна, что впредь не так-то легко могу повторить эту глупость?..

— Зачем же вы тогда женились?

— Зачем люди, и в особенности русские, иногда совершают необъяснимые никакой логикой поступки?.. Мне думается, что я женился по той же причине, по которой покучивал… Хотел переменить положение… посмотреть, что из этого выйдет… Ну, и не вышло ничего, кроме отчаянной и еще большей скуки жить с человеком, с которым у вас так же мало общего, как с китайцем…

— Вы разве раньше этого не видели? Или настолько влюбились, что были ослеплены? Она, верно, француженка? — допрашивала Маргарита Васильевна с жадным любопытством человека, положение которого отчасти напоминает положение другого.