Том 7. По зимнему следу

Воробьи привязаны к человеку. В морозы я наблюдал: они залетают в метро, поселяются под стеклянной крышей Московского ГУМа.

В Кузнецке я поразился темной окраске птиц. Оказалось, воробьи морозными днями залезают погреться в трубы. Птица охотно пользуется нашим хлебом и нашим теплом. Но попробуйте заманить воробья на ладонь. Почти невозможный случай! Синица садится, а воробей будет держаться поодаль, будет воровато с оглядкой прыгать, но на руку сесть не захочет.

С воробьями у человека особые отношения.

* * *

Помню с детства: как только в огородах поспевали подсолнухи, корзину каждого обвязывали легкой тряпкой — от воробьев. Так и стояли подсолнухи в пестрых платочках. Поспевают вишни в саду — обязательно ставили чучело, тоже от воробьев. Ущерб урожаю в тех местах, где птицы хорошо плодятся и благоденствуют, может быть очень заметным, и потому, наверно, в названии воробья имеется слово вор, а вора, конечно же, надо бить, гнать. Я не помню, правда, чтобы воробьев избивали.

Скорее, их всегда прогоняли, пугали. И рядом с красноречивым воробей живет и другое русское слово: воробушек.

Воробей, пожалуй, самая распространенная птица земли. Любопытно, каковы ее отношения с человеком в других местах? Тут будет уместно вспомнить два любопытных случая.

В Америке воробьев не было. И можно понять переселенцев старой обжитой Европы, когда в 1850 году кто-то из них догадался привезти в Америку «живые символы родины» — несколько пар воробьев. И сразу началось увлечение воробьями. Радость была всеобщей. Газеты посвящали серенькой птице целые полосы. Для нее строили специальные домики, фабриканты выпускали специальный воробьиный корм, поэты писали о птицах стихи. Каждый человек стремился оказать воробьям покровительство. Было образовано общество «друзей воробьев». Вот характерная выдержка из газеты «Нью-Йорк геральд»: «Из Англии прилетели первые воробьи… Размножайтесь и пользуйтесь дарами нашей гостеприимной земли!»

И воробьи размножались. Лет через десять от первых переселенцев появилось потомство в несколько миллионов. Полчища птиц бесцеремонно пользовались «дарами гостеприимной земли». В садах пожирались ягоды, а потом воробьи опрокинулись на поля.

И любовь сразу кончилась. Люди поняли, что пригрели лаской грабителя. С американским размахом закрутилась машина ненависти к воробьям. Газеты посвящали целые полосы истреблению птиц. Фабриканты выпускали хитроумные сети и яды. Правительство назначало награды за отстрел воробьев. Заседали чиновники в Белом доме.

Польский писатель-натуралист Аркадий Фидлер приводит смешные штрихи войны с воробьями. «Злость на воробья была так велика, что достаточно было объявить кандидата в депутаты бывшим воробьиным приверженцем, как его кандидатуру проваливали с треском».

Война была хлопотливой и затяжной. Но, конечно, птицы в ней победить не могли. Лишенные покровительства и гонимые, воробьи сократились числом и в круговерти жизни заняли «полагавшийся им шесток».

Любопытна история с воробьями в Китае. Тут дело пошло на полное уничтожение птиц. Было подсчитано, сколько в Китае живет воробьев, сколько пшеницы и риса они съедают. Получились крупные цифры. И всем стало видно: терпеть нахлебника невозможно. Войну с воробьями сделали национальной задачей. Газеты посвящали ей целые номера. Мальчишкам раздавались рогатки и другие убойные средства.

Апогеем войны был «всекитайский день борьбы с воробьями» весной 1958 года. «Весь Китай в городах и деревнях ночь и день колотил в тазы и кастрюли, свистел, крутил трещотки».

Поднявшись, воробьи не могли уже сесть. Непрерывный шум держал их на крыльях. Но воробьи — никудышные летуны. Два десятка минут, и птицы валились на землю замертво.

«Крыши домов, улицы, тротуары были усыпаны мертвыми воробьями».

После войны с мухами это была «новая большая победа». Но прошел год, и на одном из высоких государственных совещаний о воробьях вспомнили и пожалели, что «победа была слишком большой». Оказалось, без воробьев катастрофически расплодились вредители виноградников и садов. Урожаю был нанесен огромный урон.

Крыши домов были усеяны мертвыми воробьями.

* * *

Так кто же он все-таки, воробей, — друг или враг? Не следует быть слишком категоричным.

Живую природу опасно мерить жесткой меркой: друзья — враги. К живому подобает относиться разумно, не впадая в крайности, не подвергаясь ажиотажу.

Почему, несмотря на очевидный в иных случаях вред, воробей должен быть нами терпим? Во-первых, потому что воробей не всегда наш нахлебник. Он бывает и нашим помощником. Присмотритесь внимательно: кроме зерен, воробей потребляет огромное число насекомых, особенно в пору, когда кормит птенцов.

Стало быть, польза и вред уравнялись. Если мы вспомним к тому же, какую часть урожая мы теряем по бесхозяйственности, то обиды на воробьев покажутся вовсе второстепенными.