Том 7. По зимнему следу

Очередной том только что вышел. Гржимек захватил его показать друзьям в Африке. Мы вместе листаем прекрасную книгу о птицах. Со времен Брема это первая попытка так же полно, но на нынешнем уровне знаний рассказать о животных. И попытка удачная! За Гржимеком укрепляется слава современного Брема.

Профессор много ездит по свету, три раза был в Советском Союзе и много доброго рассказал о наших людях, о нашей природе. В заповедниках Африки нас принимали по-дружески.

Многие разговоры начинались словами: «Да, да, нам профессор рассказывал…» Таков он — немец со славянской фамилией Гржимек.

Остается добавить только: среди прочих забот лежит на нем забота о воспитании внуков, двух сыновей Михаэля — Степана и Христиана. Одного из них он недавно привозил в Африку.

* * *

Дня четыре назад я получил письмо из Франкфурта-на-Майне. В уголке на конверте отпечатан знакомый ежик. Бернгард Гржимек спрашивает о репортажах из Африки, сообщает, что в апреле, боясь юбилейного шума, он на две недели уехал в горы, но что юбилейные торжества все-таки состоялись, и теперь он отвечает на горы писем. «В сентябре буду в Москве. Тогда смогу увидеться со всеми друзьями».

_{Фото В. Пескова и из архива автора.}

 _{12 августа 1969 г.}

Горячая степь

(40 дней в Африке)

«Серенгети — это заповедник, или, как принято в Африке называть, национальный парк (заповедник, открытый для посетителей). Это один из знаменитых заповедников и единственное на земле место, где еще можно увидеть многотысячные уходящие за горизонт стада диких животных. Совсем недавно такие стада бизонов обитали в американских степях, а когда-то вся земля обилием жизни была похожа на Серенгети. Как седые камни построек дошли к нам крупицами древних цивилизаций, так Африка хранит лоскуток исчезнувшей дикой природы. Увидеть Серенгети… Неужели это не сон?» Так я записал в дневнике, готовясь к поездке в Африку. И вот через десять минут наша машина начнет спускаться в долину…

* * *

Мы постояли у серых камней над могилой Михаэля Гржимека, погибшего в Серенгети, и дорога, петляя, повела вниз по склону. За полчаса прохладная высота гор сменилась зноем. Высокие травы исчезли. Тропический лес, влажный и сумрачный, редел, редел и превратился наконец в одинокие деревца с плоскими кронами. Деревья похожи на зонтики, под которыми степь пытается схорониться от нестерпимого, висящего прямо над головой солнца. Последние деревца, последний жираф, притаившись в тени, провожает взглядом автомобиль. Непривычное для Африки открытое пространство. Черной точкой парит над степью орел. У нас на глазах птица падает до земли почти у дороги. Сами того не желая, лишаем орла добычи. Бурая птица взлетает, а в траве остается лежать окровавленный заяц. Теплое хрупкое тело еще подрагивает у меня на руке, а орел уже снова кружит над степью. Добычу сверху увидеть — простое дело. А спрятаться жертве некуда. Вся надежда в этом краю на быстрые ноги, и все, кто степь населяет, хорошие бегуны.

Сотни глаз провожают автомобиль. Коричнево-белые с черной полосой на боку антилопы Томсона побежать готовы в любую минуту, но любопытство их держит на месте. Их много. Кажется, степь побрызгал кто-то нежно-коричневой краской. Страусы более осторожны, но тоже не прочь поглазеть на машину, особенно если ехать не прямо на них, а приближаться объездом. Хорошо видны красноватые голенастые ноги, запыленные перья и точки озабоченных глаз. Головка на длинной змеиной шее вертится, решает мучительную задачу: бежать или рано? И видишь наконец, для чего созданы ноги у этой нелетающей птицы.

Но даже те, кто летает, тут, в степи, предпочитают ходить и бегать. Почти вплотную можно подъехать к похожим на маленьких страусов дрофам. Они сначала лениво идут, потом бегут и только в самый последний момент поднимаются, как большие, тяжелые самолеты.

Ногами меряют степь птицы-секретари. И даже стервятники, делившие возле дороги труп антилопы, не улетают под прицелом фотографа, а разбегаются, смешно прыгают с оглядкой на место пиршества…

Степь то курится пылью, то сверкает шелковистыми переливами трав. В одном месте мы садимся перекусить и, повалившись в траву, глядим на плывущие облака. Земля теплая. Над горизонтом травы размыты струйками марева.

Жужжат пчелы, и пахнет сухими цветами.

— Миша, ты лежал когда-нибудь вот так в степи на Дону?

— Да, я только хотел сказать, очень похоже… Но если исключить из пейзажа этого льва! — вдруг добавляет Миша совсем другим голосом.

Я вскакиваю и вижу, как в полсотне шагов над травой движется темная с проседью грива и худая спина.

Как следует разглядеть льва мы решаемся из машины. Подъезжаем близко и видим, как лев испуган. Мы встретили старика, дни которого сочтены. Глаза слезятся, передняя лапа вывернута.