Том 7. Перед восходом солнца. Рассказы и фельетоны, 1947–1956

— В молодости? Нет, пожалуй, это был наиболее трудный период в моей жизни — молодость. Хотелось для себя решить вопрос о смысле жизни, об отношении к смерти...

Радист с удивлением посмотрел на У. Отвернулся, желая скрыть улыбку, которая пробежала по его губам. Сказал, обращаясь к комиссару:

— Эти вопросы, товарищ комиссар, мы практически разрешаем на войне и в тылу.

Комиссар снова углубился в свою бумагу. Написав, подал радисту, сказал:

— Так вот, Виктор Николаевич, радируйте этот ответ.

Радист вышел из землянки. Комиссар взглянул на «профессора». Тот, облокотившись на стол, спал, подперев свою голову рукой.

28. Он умел подчиняться

Весть о разгроме немцев под Ленинградом вызвала в партизанском отряде необыкновенное ликование. Люди обнимали друг друга, пели, бросали фуражки в воздух.

Комиссар отряда устроил митинг, чтоб придать порядок взволнованным чувствам людей.

После митинга партизаны стали упрашивать командира — идти всем отрядом навстречу Красной Армии.

Командир не согласился с этим. Сказал:

— Немного надо выдержать характер. Негоже будет, если мы сейчас без толку потеряем хотя бы одного своего человека.

Душевное волнение, однако, было так велико, что через час командир, смущенно улыбаясь, сказал:

— Пожалуй, все-таки сходим поразведать. Поглядим, как там фрицы драпают.

С небольшой группой партизан командир отправился в разведку. Не терпелось увидеть отступающие немецкие части. Не терпелось с родной стороны встретить первых советских бойцов.

Партизаны шли опушкой леса в сторону Ленинграда. В двух километрах от них тянулось шоссе на Гатчину.

Не утерпели и подошли ближе к шоссейной дороге. Хотели своими глазами увидеть врага, уходящего в смятении.

По дороге шли немецкие танки, грузовые машины, пушки. Движение было непрерывным. Как лава, откатывалась назад стальная техника врага.

Пехоты почти не было. Изредка появлялась открытая машина с солдатами. Некоторые из солдат были укутаны в бабьи платки и одеяла.

— Эх, посечь бы их сейчас пулеметом, — сказал кто-то из партизан.

Командир приказал не подходить близко к дороге. И партизаны снова углубились в лес.

Идя лесом, партизаны вышли на открытую полянку. Остановились в изумлении. Шагах в сорока от них стояло немецкое орудие. Шесть артиллеристов суетились вокруг него. Видимо, артиллеристы только что получили приказ отступать, и вот теперь они подготовляли свое зенитное орудие в дальний путь.

В каком-то едином порыве, не сговариваясь, партизаны бросились на гитлеровцев. И те, ошеломленные, не взялись даже за оружие. Они, как по команде, подняли вверх свои руки и замерли в неподвижных позах.

Обезоружив фашистов, партизаны спросили их:

— Какой части? Что собой представляете?

Толстый фельдфебель ломаным русским языком ответил:

— Зенитный пушка.

И тут же добавил по-немецки:

— Шестьсот семнадцатый артиллерийский дивизион.

— По Ленинграду стреляли? — спросили партизаны.

— О нет, нет! — воскликнул фельдфебель и вместе с ним офицер. — Ленинград ми не стреляли. Ми зенитный орудий. Самолеты стреляли.

— И по самолетам не надо было стрелять, — сказал один из партизан — молодой парнишка лет семнадцати.

Партизаны не без любопытства рассматривали зенитное орудие. Кто-то сказал:

— Ведь оно не только по самолетам бьет. В крайнем случае можно и по шоссе ударить.

Партизаны обернулись в сторону далекого шоссе. Там движение немецких частей не прекращалось. Командир отряда сказал:

— Верно, надо бы ударить по шоссейной дороге. Только вот непонятно, как это чертово орудие заряжается.

Обратившись к фашистскому фельдфебелю, командир сказал:

— А ну-ка, фриц, покажи, как заряжается твоя пушка.

Фельдфебель взглянул на своего офицера. Тот сказал:

— Я могу показать наше орудие.

Офицер не без готовности стал показывать, как заряжается орудие и как устанавливается прицел. Командир сказал офицеру:

— Ну-ка, ваше благородие, наведи на дорогу. Я хочу туда послать конфет.

Офицер зарядил орудие и, взяв прицел на шоссе, сказал сам себе по-немецки: «Огонь!»

И выстрелил.

Снаряд попал точно на дорогу. Там произошло смятение.

Приложив бинокль к своим глазам, офицер сказал:

— Ого! Колоссаль... Прямо цель...

И хотя офицера никто не просил и не заставлял, он снова зарядил орудие и снова, сказав сам себе: «Огонь!» — выстрелил.

Фашистские солдаты и главным образом фельдфебель были взволнованы этой стрельбой и сердито смотрели на своего офицера. Однако не решались что-либо ему сказать.

Между тем офицер, воодушевленный хорошим попаданием, суетливо закладывал в орудие третий снаряд.

Один из партизан с удивлением сказал:

— Вот черт — своих молотит!

Гитлеровский офицер четыре раза выстрелил по шоссе с большой готовностью и старанием. При этом всякий раз он подносил к своим глазам бинокль и с удовольствием восклицал:

— Колоссаль!.. Прямо цель...

Нет сомнения, он стрелял как-то механически, не думая и ни о чем не рассуждая. Он действовал как заводная кукла, как автомат.

Это был тот идеальный гитлеровский солдат, который, по словам фюрера, был необходим ему для скорейшего завоевания мира.

Сомнительный идеал.