Том 7. Отцы и дети. Дым. Повести и рассказы 1861-1867

Ф. М. Достоевский, так же как и П. В. Анненков, считал, что «Призраки» следовало напечатать, ибо появление произведения, написанного в фантастическом роде, должно было пробудить, по его мнению, в «здоровой части общества» интерес к «поэтической правде». «Форма „Призраков” всех изумит, — писал Достоевский 23 декабря ст. ст. 1863 г. Тургеневу. — А реальная их сторона даст выход всякому изумлению» ( Достоевский, Письма,т. 1, с. 343). Достоевский подчеркнул, что в «„Призраках” слишком много реального. Это реальное есть тоска развитого и сознающего существа, живущего в наше время,уловленная тоска. Этой тоской наполнены все „Призраки”» (там же). Но многое в «Призраках» Достоевского и не удовлетворило: «…по-моему, в них много дряни: что-то гаденькое, больное, старческое, неверующееот бессилия, одним словом весь Тургенев с его убеждениями, но поэзия много выкупит; я перечел в другой раз» (там же, с. 352).

Расхождения в мировоззрении, а затем и личная ссора Достоевского с Тургеневым как автором «Дыма» [242]сделали возможным появление впоследствии в «Бесах» (1871) пародической фигуры писателя Кармазинова, выступившего с публичным чтением этюда «Merci», в котором наряду с «Довольно» и другими произведениями высмеивались и «Призраки» (см.: Достоевский,т. 12, с. 226, 311).

Среди первых читателей «Призраков» были и такие, которые, признавая «прелесть описаний и картин», с недоумением спрашивали: «но эта летающая Эллис — что она?» ( Боткин и Т,с. 192).

В. П. Боткин высказал предположение, что «тут кроется какая-то аллегория». Однако, по его мнению, «эта аллегория остается неразгаданной и производит то, что впечатление целого сводится не то на диссонанс, не то на неразрешенный аккорд какого-то смутного тона. Очевидно, что эта аллегория чего-то внутреннего, личного, тяжкого, глухого и неразрешенного». К Боткину присоединился и А. Д. Галахов (там же, с. 192–193). С. С. Дудышкин, возвращая прочитанные «Призраки» П. В. Анненкову, писал, что эта вещь ему «беспредельно нравится», но что читатели «это летание двух душ над землей примут за тягу вальдшнепов или фантастическую сказку» ( ИРЛИ, ф. 7, № 37).

В связи с недоумениями по поводу Эллис Тургенев писал Боткину 26 ноября (8 декабря) 1863 г.: «Тут нет решительно никакой аллегории, я так же мало сам понимаю Эллис, как и ты. Это ряд каких-то душевных dissolving views, вызванных переходным и действительно тяжелым и темным состоянием моего Я».Н. Страхов впоследствии иначе, чем Боткин, истолковал образ Эллис. В статье о «Дыме» Тургенева он писал: «Эллис, сама воплощенная поэзия, носит поэта по земле, показывает ему современный мир и воскрешает перед ним грозные картины истории» ( Отеч Зап,1867, № 5, с. 170). От аллегорического толкования образа Эллис Тургенев предостерегал и в предисловии, которое было предпослано журнальному тексту «Призраков» (см. выше, с. 476).

Появление «Призраков» было встречено в печати немногочисленными и по большей части недоуменными отзывами.

Критик «Современника» М. А. Антонович писал: картины, изображенные в новом произведении Тургенева, «уж до того бессвязны и мало проникнуты чем-нибудь одним и до того разнохарактерны, что вся фантазия производит очень неясное и неопределенное впечатление» ( Совр,1864, № 4, Современное обозрение, с. 236). Д. И. Писарев в статье «Реалисты» (1864) назвал «Призраки» в числе «пустяков» ( Писарев,т. 3, с. 106). Анонимный рецензент «Книжного вестника» заявил, что «Призраки» надо понимать «как художественный каприз, довольно эффектный, но не прибавляющий ничего к нашему общественному сознанию» (Книжный вестник, 1864, № 8, с. 162). О падении таланта Тургенева в связи с появлением «Призраков» писал также Вл. Зотов (Северное сияние, 1865, т. 4, с. 78), а сатирические журналы (Искра, 1864, № 13, Будильник, 1865, № 58) напечатали иллюстрированные пародии, высмеивающие полет героя фантазии с Эллис (см.: КлевенскийM. M. Тургенев в карикатурах и пародиях. — Гол Мин,1918, № 1–3, с. 200–201), и тем самым подтвердили предсказание П. В. Анненкова, что «„Искра” представит карикатуру автора, летающего но поднебесью» ( Достоевский, и Т,с. 73).

Критик «Библиотеки для чтения» Е. Эдельсон, отметив «частные поэтические достоинства» «Призраков», писал о том, что произведение в целом проникнуто «безотрадным, тяжелым чувством», мешающим писателю отнестись к «судьбам родной страны» с прежним «горячим участием» и заставляющим его смотреть с «холодною, бессильною грустью на неизбежный порядок вещей» ( Б-ка Чт,1864, апрель-май, с. 5).

Как бы подводя итог обсуждению «Призраков» в печати, Тургенев писал 21 мая (2 июня) 1864 г. П. В. Анненкову. «По всем известиям, „Призраки” потерпели общее фиаско. А все-таки мне сдается, недурной человек был покойник».