Том 7. Эхо

Ах, товарищ Рыжков! Предварительный опрос показал следующее. Вы, товарищ Рыжков, ездите по стране и даете квартиры людям, которые и без того хорошо жили в кирпичном доме. И плевать вам на тех, кто живет в сыром доме напротив. Потому что в той квартире, которую вы облагодетельствовали, жил сотрудник каких-то там органов. Вот такую славу создает первому депутату страны председатель КГБ. Товарищ Рыжков, а может, он это специально делает? Может, вы ему не нравитесь? Они все могут, Николай Иванович! Они даже комиссаров расстреливали.

Мне вас жаль, товарищ Рыжков. Я вас по телевизору видела. Вы мне больше всех других членов Сената понравились. У меня было такое впечатление, что это вы закончили юрфак МГУ и писали стихи, разгуливая по музеям и выставкам. А не кто-то другой. На данный момент вы являетесь формально главой государства. Может, вы справитесь с Чебриковым? Я уж не знаю, кого выбрать среди обширного коллективного разума. Уж не написать ли вам письмо. Может, хоть Верховный Совет получает письма лично, без цензуры КГБ?

А толку-то, товарищ Рыжков? Все равно Верховный Совет ничего без нашего дорогого премьера не решит. И в пику ему не решит. И даже не согласен будет, а согласится. Какой же у нас там коллективный разум? Все решает Чебриков.

Главный агент все такси к моему дому подгоняет. Чего он ждет, не знаю. Что я его испугаюсь? А я никак не могу понять, почему я должна бояться. У меня мать все тамбовские песенки напевала: «Не боюсь никого, кроме Бога одного». А дети всегда будут впереди родителей.

О. В

Май 1987 года.

Господи правый, великий и всемогущий! Да будет воля твоя, конечно. Господи, но когда же она все-таки будет? Что ты делаешь со страной своей православной? Неужели, Господи, ты можешь смотреть спокойно, как пытается она дать ростки, бьется к солнцу, даже цветы старается подарить поутру, а потом все сминает грубый сапог солдафона или ржавая кирка бесполезного человека? И опять пытается она вырасти, потому что нет конца стремлению к жизни на этой земле. И опять ее мнут сапогами и кулаками. И нет конца этому безумию, Господи. Что же, Господи, не жалел лучших людей страны этой? Или они тебе не нужны? Что же ты, Господи, к дуракам-то так гуманен? За кого же ты, Господи? Или ты спишь давно? Или над тобою не каплет? Что ж ты, Господи, делаешь? Или испытываешь человека на прочность, так почему же именно нас выбрал? Пора кончать эксперимент, Боже правый. Или дураки тебя скоро и с неба вытеснят. Отбрось гордыню, послушайся человека. Над тобой, Господи, опасность нависла. У тебя скоро яблоневые райские сады заасфальтируют, фонтаны национализируют и иссушат, а молитвы твои благие объявят пережитком прошлого, как и тебя самого, Отца нашего. Прогадаешь, Господи. Кончай волынку, начинай действовать.

А личных претензий у меня к тебе, Господи, нет, как сам видишь. Ты меня охранил и защитил, провел и вывел. За это я тебе благодарна. Да вот дальше как жить, Господи? Сам знаешь, я ведь к тебе не тороплюсь. И приду крайне неохотно. Разве что обстоятельства заставят, Господи.

Ты уж прости меня, Господи, за упрек. Я все сделала, как судьба заставила. Но должен же быть конец. И где он, благой и милостивый? Почему я должна за дураков страны своей отвечать? Или по их глупости с них и спросить нечего? Так ведь зачем они тогда, Господи? Может, к себе именно их возьмешь? Или хоть на место, о Боже, поставишь? Сам видишь. Я тебя добром прошу.

Ты уж прости меня, Господи, или нам цветком аленьким расцветать под ночку Ивана Купала и к заре утренней гаснуть? А что недолго цветет, то ярко светится, Господи. Ты не боишься, что мы светом своим испепелим твою землю?

Писала с великим уважением к красоте Твоей бессмертной, потому что Ты ее обрел, людей не унизив.

О. В

Жизнь поэта — сплошной подвиг

Здравствуйте, уважаемый Виктор Викторович!