Том 7

Абати бежали, даже не пытаясь сражаться. Они бежали в подземный город, бежали в горы, прятались, где придется, а за ними следовали фенги, убивая их и сжигая все на своем пути, пока Мур не запылал со всех концов, а я сидела на своем троне и смотрела на все это, дожидаясь, когда и для меня придет время умереть.

Не знаю, сколько времени прошло, но наконец передо мной предстал Барунг с окровавленным мечом в руках, который он поднял в знак приветствия.

— Привет, о Дочь Царей, — сказал он. — Ты видишь, Хармак пришел спать в Мур.

— Да, — ответила я, — Хармак пришел спать в Мур, и многие из живших здесь тоже заснули навеки. Скажи, Барунг, ты и меня тоже убьешь, или лучше мне самой себя убить?

— Ни то ни другое, Дочь Царей, — произнес он. — Разве я не дал тебе обещания там, у входа в ущелье, когда говорил с тобой и с чужестранцами с Запада, и разве султан фенгов нарушил когда-нибудь свое слово? Я овладел городом, который некогда принадлежал нам, потому что поклялся сделать это, и очистил его огнем. — И он указал на бушевавшее вокруг нас пламя. — Теперь я построю его заново, и ты будешь править им под моей властью.

— Нет, — ответила я, — вместо этого я буду просить тебя о трех вещах.

— Говори, — промолвил Барунг.

— Во-первых, дай мне доброго коня и пищи на пять дней и отпусти меня уехать туда, куда я захочу. Во-вторых, разыщи, если он еще жив, одного горца по имени Яфет, который помогал мне и заставлял других делать то же самое, и возведи его в высокий чин подле себя. В-третьих, пощади жизнь тех абати, которых не убили до сих пор.

— Ты можешь отправляться, куда тебе угодно, и я думаю, что знаю, куда ты направишься, — ответил Барунг. — Мои разведчики видели четырех белых чужестранцев на превосходных верблюдах, ехавших в сторону Египта, и они донесли мне об этом, когда я вел свое войско к горному проходу, который указал мне Хармак и которого вы, абати, не могли никак найти. Но я сказал: «Пусть едут. Да будет дарована свобода отважным людям, которые опозорили навек всех абати». Да, я сказал это, хотя один из них был супругом моей дочери или почти был им. Но она не хочет иметь мужем человека, который убежал к своему отцу и бросил ее, и потому лучше для него, что он уехал, иначе мне пришлось бы умертвить его.

— Да, — смело призналась я, — я поеду за этими чужестранцами; я покончила навсегда с абати. Я хочу увидеть другие страны.

— И увидеть человека, которого ты любишь и который плохо думает о тебе теперь, — сказал он, поглаживая свою бороду. — И неудивительно, ведь здесь праздновали свадьбу. Скажи, что ты намерена была сделать, о Дочь Царей? Прижать жирного Джошуа к своей груди?

— Нет, Барунг, я хотела прижать другого супруга к своей груди. — И я показала ему кинжал, спрятанный в складках моего подвенечного платья.

— Нет, — усмехнулся он, — я думаю, что нож предназначался сперва для Джошуа. Ты храбрая женщина, и ты сумела спасти жизнь тому, кого любишь, ценой собственной жизни. Мой лучший конь ожидает тебя, и пять самых отважных моих воинов будут сопровождать тебя, пока ты не догонишь белых чужестранцев. Счастлив тот, кто прижмет благоуханный Бутон Розы к своей груди. Что касается остальных твоих просьб, то Яфет в моих руках. Он сам ко мне пришел, потому что не хотел сражаться за народ, который причинил столько зла его друзьям, белым людям. Я уже отдал приказ прекратить побоище, ибо хочу, чтобы абати были моими рабами. Хотя они трусы, но зато опытны и искусны во многих ремеслах. Только один человек должен еще умереть, — прибавил он сурово, — и это Джошуа, который хотел поймать меня в западню в устье прохода, ведущего в Мур. Не проси за него — твои просьбы, клянусь головой Хармака, ни к чему не приведут!

Я побоялась рассердить Барунга и не стала просить его, только вздохнула.

На рассвете я села на коня, и меня сопровождали пять военачальников фенгов. Проезжая по городской площади, я увидела оставшихся в живых абати, которых согнали в кучи, как животных; среди них был принц Джошуа, мой дядя. На шее у него висела веревка, и его вел воин, а другой подталкивал сзади, потому что Джошуа знал, что его ведут на смерть, и не хотел идти. Он увидел меня и упал на землю, умоляя спасти его. Я сказала, что не могу ничего сделать, хотя, клянусь вам, спасла бы его, если бы только смогла, несмотря на все зло, которое он причинил мне и тому, кого я люблю. Но я ничего не могла сделать, и хотя я попыталась еще раз просить за него, Барунг не стал даже слушать меня. Поэтому я ответила ему:

— Проси того, о Джошуа, в чьей власти теперь Мур, — у меня теперь нет власти. Ты сам повинен в своей судьбе и сам уготовил себе этот путь.

— Куда ты едешь, Македа, на коне равнин? О, незачем и спрашивать! Ты едешь за этим проклятым язычником, которого я убил бы теперь так же охотно, как и тебя!

Он стал поносить меня разными словами и пробовал броситься на меня, но тот, кто стоял за ним и держал веревку, дернул ее, Джошуа упал, и я больше не видела его лица…