Таким образом, инсуррекционное правительство, приступая к исполнению своих обязанностей, нашло готовую армию, заполненные арсеналы, вполне организованную государственную машину, богатую государственную казну и почти единодушное население. Далее, оно застало на левом берегу Рейна, в Пфальце, уже развернувшееся восстание, которое прикрывало его левый фланг; в Рейнской Пруссии — восстание, которое, правда, находилось под серьезной угрозой, но не было еще побеждено; в Вюртемберге, Франконии, в обоих княжествах Гессен и в Нассау — всеобщее возбуждение, даже среди армии, которая нуждалась только в искре для того, чтобы повторить баденское восстание во всей Южной и Средней Германии, в результате чего в распоряжении повстанцев оказалось бы не менее 50000—60000 регулярных войск.
То, что следовало делать при таких условиях, так просто и понятно, что теперь, после подавления восстания, каждый это знает, и каждый утверждает, будто говорил об этом с самого начала. Надо было немедленно и не теряя ни минуты распространить восстание дальше, на Гессен-Дармштадт, Франкфурт, Нассау и Вюртемберг. Надо было немедленно собрать из наличных регулярных войск 8000—10000 человек, что при помощи железной дороги можно было сделать в два дня, и бросить их на Франкфурт, «на защиту Национального собрания». Напуганное гессенское правительство было словно парализовано быстро следовавшими один за другим успехами восстания; его войска заведомо сочувствовали баденцам; оно так же мало способно было к какому бы то ни было сопротивлению, как и франкфуртский сенат[82]. Расположенные во Франкфурте кургессенские, вюртембергские и дармштадтские войска были на стороне движения; находившиеся там пруссаки — в большинстве уроженцы Рейнской провинции — колебались, австрийцы были немногочисленны. Прибытие баденцев — независимо от того, была бы сделана попытка противодействовать им или нет, — должно было перенести пламя восстания в самое сердце обоих княжеств Гессен и в Нассау, принудить пруссаков и австрийцев отступить к Майнцу и поставить дряблое немецкое, так называемое Национальное собрание под терроризирующее влияние восставшего населения и восставшей армии. Если бы после этого восстание не вспыхнуло немедленно на Мозеле, л Эйфеле, в Вюртемберге и Франконии, оставалось бы много других способов распространить его и на эти провинции.
Надо было, далее, централизовать силы восстания, предоставить в его распоряжение нужные денежные средства, заинтересовать в восстании огромное большинство населения, занимающееся сельским хозяйством, посредством немедленной отмены всех феодальных повинностей. Установление общего централизованного управления для военных дел и финансов, с правом выпуска бумажных денег{19}, прежде всего для Бадена и Баденские палаты уже раньше утвердили выпуск бумажных денег на сумму в два миллиона, из которых ни один крейцер еще не был израсходован.
Пфальца, отмена всех феодальных повинностей в Бадене и во всех занимаемых повстанческой армией округах — всего этого было бы достаточно для того, чтобы придать восстанию гораздо более энергичный характер.
Но все это надо было сделать в первый же момент, с быстротой, которая одна только могла бы обеспечить успех. Через неделю после образования Баденского комитета было уже поздно. Рейнское восстание было уже подавлено, Вюртемберг и Гессен не поднялись на борьбу; первоначально благоприятно настроенные воинский части стали ненадежными и в конце концов опять всецело подчинились влиянию своих реакционных офицеров. Восстание потеряло свой общегерманский характер, оно превратилось в чисто баденское или баденско-пфальцское местное восстание.