Том 7

Это уж было слишком! Вечером Виллих и я съездили в Тинген, где «генерал-квартирмейстер» Шлинке признался нам, что на самом деле решено идти на Зеккинген, а там — через Рейн. Зигель сначала настаивал на своих правах «главнокомандующего», но на Виллиха это не подействовало, и он, в конце концов, добился того, что Зигель отдал приказ повернуть обратно и идти на Гриссен. В качестве предлога для движения на Зеккинген выдвигалась необходимость идти на соединение с Доллем, который якобы тоже двигался туда, а также — наличие там якобы сильной позиции. Эта позиция, очевидно та самая, которую занимал Моро в начале данного им в 1800 г. сражения, имела только то неудобство, что она была обращена фронтом совсем не в ту сторону, откуда к нам приближался враг; а что касается благородного Долля, то он не замедлил показать, что способен переправиться в Швейцарию и без помощи г-на Зигеля.

Между Цюрихским и Шафхаузенским кантонами лежит маленький клочок баденской территории, с населенными пунктами Ештеттен и Лотштеттен, который со всех сторон окружен швейцарской территорией и имеет только узкий проход у Бальтерсвейля. Здесь должна была быть занята последняя позиция. Высоты за Бальтерсвейлем по обе стороны дороги представляли отличные позиции для наших орудий, а наша пехота была еще достаточно многочисленна для того, чтобы прикрывать их, пока они не достигнут, в случае необходимости, швейцарской территории. Было условлено, что мы здесь переждем, пока выяснится, будут ли пруссаки на нас наступать или же захотят взять нас измором. Основная масса войска, к которой присоединился и Беккер, разбила здесь лагерь. Виллих выбрал позицию для орудий (впоследствии на том месте, где должна была находиться их боевая позиция, мы нашли их парк). Мы сами образовали арьергард и медленно следовали за армией. 9-го вечером мы отправились в Эрцинген, 10-го — в Ридерн. В этот день в лагере происходил общий военный совет. Один только Виллих высказывался за дальнейшую оборону, Зигель, Беккер и другие — за отступление на швейцарскую территорию. Тут же присутствовал швейцарский комиссар, кажется полковник Курц, заявивший, что, если будет дано еще сражение, Швейцария не предоставит убежища. При голосовании Виллих с двумя-тремя офицерами остался в меньшинстве. Из нашего отряда не присутствовал никто, кроме него.

Когда Виллих еще был в лагере, приданная нам половина батареи получила приказ отступить и удалилась без малейшего предупреждения. Все другие отряды, кроме нас, тоже получили приказ явиться в лагерь. Ночью я вторично поехал с Виллихом в главную квартиру в Лотштеттен; когда мы на рассвете возвращались назад, мы встретили на дороге всю армейскую массу, которая снялась с места и в диком беспорядке лавиной катилась к границе. В тот же день, 11-го, рано утром г-н Зигель со своими людьми перешел на швейцарскую территорию у Рафца, а г-н Беккер со своими — у Рейнау. Мы сконцентрировали наш отряд, отправились в лагерь и оттуда в Ештеттен. Здесь около полудня мы получили через вестового офицера письмо от Зигеля из Эглизау с извещением, что он уже благополучно находится в Швейцарии, что офицерам разрешено сохранить саблю и что мы должны возможно скорее прибыть туда. О нас вспомнили только тогда, когда уже оказались на нейтральной территории!

Мы отправились через Лотштеттен к самой границе, расположились для ночевки еще на немецкой территории, а 12-го утром разрядили ружья и последними из баденско-пфальцской армии вступили на швейцарскую территорию. В тот же день в одно время с нами другой отряд, стоявший в Констанце, покинул этот город. Через неделю в результате предательства пал Раштатт, и контрреволюция на время опять завладела всей Германией вплоть до ее самых отдаленных уголков.

* * *

Кампания за имперскую конституцию потерпела поражение из-за своей собственной половинчатости и внутренней слабости. С момента июньского поражения 1848 г. для цивилизованной части европейского континента вопрос стоит так: либо господство революционного пролетариата, либо господство тех классов, которые господствовали до февраля. Среднее решение уже невозможно. Особенно в Германии буржуазия обнаружила свою неспособность к политическому господству; в борьбе с народом она могла удержать свое господство только благодаря тому, что снова пошла на уступки дворянству и бюрократии. Имперская конституция представляла собой попытку мелкой буржуазии, в союзе с немецкой идеологией, осуществить неосуществимое соглашение, призванное отсрочить решающую борьбу. Эта попытка была обречена на крушение: кто принимал всерьез движение, не относился серьезно к имперской конституции, а кто принимал всерьез имперскую конституцию, не относился серьезно к движению.