Том 6. Лимонарь

И поплыл весь черный корабль — плыл Аполлон, куда глаза глядят.

— Увы — увы, мне, дочь моя!

И много плутал его черный корабль.

Неверное море, то оно ласково — плыл бы и земли не надо, а то проклинаешь минуту, когда вверился его вероломной власти.

И опять, как когда-то, море вскипело и носило корабль, как щепку.

В ночь прибило куда-то волной. Поутру смотрят, Родос.

В тот день на Родосе большой был праздник, и на пристани, как стая птиц, алели праздничные корабли, к ним и подплыл печальный аполлонов корабль.

Аполлон велел дружине выйти на берег, закупить в городе угощения — пусть потешатся после гроз и испытаний! — а сам остался в своей темной каюте.

Слышны были веселые песни и музыка.

«Сойди же на берег! Посмотри, как хорошо на земле, какая трава, потрогай, вдохни!» — во все уши нашептывало ему в темной и душной каюте.

Аполлон твердо стоял на своем вольном столпе.

А музыка тише, а песни унывней.

После парадного обеда Антагор, князь родосский, вышел к народу. Потянуло на волю и, провожаемый кликами, шел он по улицам к пристани, — за веселость и добрую душу любили Антагора.

— Чей это печальный корабль и почему на нем траур?

Но никто ничего не мог ответить: должно быть, ночной бурей прибило к берегу корабль.

Антагор захотел сам разузнать.

Дружина аполлонова пировала на берегу.

— Чей это корабль и почему так печален?

— Наш князь в большой печали, потому и корабль печален.

— Нынче мои именины, подите, попросите вашего князя ко мне. Я даю большой пир, будем веселы все!

Но никого не нашлось, кто бы осмелился нарушить завет.

— Под страхом наказания наш князь запретил вызывать его из каюты. И мы поклялись.

— Дело ваше, — сказал Антагор, — вы клялись, я же свободен от клятвы! — и пошел на корабль.

И увидел Аполлона, и понял, какая темная печаль легла на его душу. И жалко ему стало Аполлона.

— Я князь родосский Антагор. Нынче мои именины. Сделай милость, не откажи, пойдем со мной. Я вижу печаль твою и хочу тебя развлечь.

Аполлон покачал головой: развлечь! — если бы это было возможно?

— А ты скажи, что же тебя печалит?

— Все равно не поможешь, а рассказывать, только растравлять.

И вернулся Антагор один с корабля во дворец. Там гости, музыка. Веселы все. А его не веселит: не может забыть. Жалостливый был Антагор, доброй души и совестливой.

С того вечера, как откупил он на месяц Палагею, он все чаще и чаще бывал у Анны Дементьевны. И вскоре за особую плату Анна Дементьевна отпускала к нему Палагею. Без нее он жить не мог. И теперь вспомнил и послал за ней.

Палагея жила у Анны Дементьевны княгиней: Антагора боялись, а главное, золото, золото оберегало ее не только от прикосновения, но и от любопытных глаз. И чем больше привязывался к ней Антагор, тем больше сама она радовалась его посещениям.

На зов Антагора Палагея, не замедля, явилась.

Антагор рассказал ей о печальном корабле и о таинственном хозяине корабля.

— Я не успокоюсь, пока не узнаю и не рассею его темных дум. Ты одна это можешь. Пойди к нему. Вернешься не одна, все отдам, освобожу тебя.

Да она готова все исполнить, только будет ли толк?

Дружина пропустила Палагею на корабль.

Тихо вошла Палагея в каюту.

— Чего тебе надо? — удивился Аполлон.

А и вправду, такой печали она никогда не видала.

— Хочу, чтобы твоя печаль отошла от тебя. Если ты мудрый, укрепи свое сердце. От уныния гибель.

— Мудрый? — усмехнулся Аполлон, — поговорил бы с тобой, да молода еще, — и, отвернувшись, вынул он кошелек с золотом, — вот, возьми себе и прощай.

— Я не за этим пришла.

Аполлон поднял глаза.

И они смотрели друг на друга.

— Чего тебе надо? — забеспокоился Аполлон: что-то удивительно знакомое показалось ему в ее лице.

— Да, я молода еще... ты думаешь, горя не видала?

— Откуда ты?

Палагея закрыла лицо: ей трудно было выговорить, — и дрожала вся.

— Что с тобой? — поднялся Аполлон, — тебя обидели?

Путаясь, рассказала Палагея, как уже третий месяц живет она в доме и как князь Антагор обещал освободить ее.

— Если не одна вернусь.

Аполлон вынул еще золота, много золота.

— Все тебе! Это и без меня освободит тебя.

И оба молчали.

Там на берегу музыка — вечерние пляски.

— Иди, иди же на землю, посмотри, как хорошо, какая трава! Для чего тебе мучиться, зачем горевать? Все неверно. Одна верна — мечта. Иди, иди же на волю, на землю!

И в тосках его сердце билось.

«Золото! — так вот что вызывают ее горькие слова и другого нет для нее у людей».

Палагея упала на колени.

— Злая судьба моя, за что так крепко держишь меня? — причитала она от оскорбленного неповинного сердца, — ты, мать моя, зачем родила меня на белый свет? Зачем не взяла в море с собой? Царь Аполлон, где плаваешь, где тоскуешь? И нет такого голоса, кто бы подал родную весть тебе? Твоя дочь покинута! Твоя дочь в злой судьбе! И нет ей защиты. Злая судьба моя, не могу я больше, и почему сразу не поразишь меня?

Аполлон в ужасе схватился за голову, и глаза его, как тогда перед царем Антиохом, когда разгадал он загадку, глаза его — закачены.

Там музыка, пляска и крики.

Или это ему снится? Или он помешался от тоски?

Палагея стояла перед ним на коленях.

— Я — тирский царь Аполлон!

X