Том 6. Лимонарь

Кот — дворцовый повар: «Личность Ихнелата нам хорошо известна. Много лет всякий день этот льстец и лукавец со своим приятелем Стефанитом — два сапога пара — торчали у меня на царской кухне. Посмотрите на его милую рожу и вы без слов все поймете. Если вы увидите у кого левый глаз меньше правого, мутный и таращится, а сам идет с опущенной мордой, понимайте, перед вами клеветник. И этот клеветник — острое ухо, а грома не выносит, вздрагивает, а пронырливые глаза его щурятся от солнечного света».

Ихнелат: — Все мы под небом и никому не подняться выше. А этот почтенный протомагер хватает с неба звезды. Какая великая мудрость видеть в глазу у соседа сучок, а у себя не замечать бревно. Полюбуйтесь на ваши руки, каким живописным узором горит на них шпарь. И ты этими пальцами трогаешь царское кушанье. Чего прячешь? Карманы не тюрьма, в тюрьме есть надежда, а твои язвы не изводимы. Вон отсюда! Рой себе яму поглубже, шелудивая зараза!

Лис-судья: «Слово принадлежит воеводе».

Волк-воевода: — Из показаний Меркулова — твой сосед по камере, теперь помилованный смертник — дело твое, Ихнелат, вышло на чистую воду. Нечего запираться: о твоей клевете всем теперь известно. Не будь царь так великодушен, давно бы не ходить тебе среди нас живому.

Ихнелат: «Милостив царь, да не милует псарь. Твое проклятое сердце — твоя жажда крови! До моего осуждения ты приговорил меня к смерти, кровожадная волчья порода. Ты порочишь суд и оскорбляешь судью».

Лис-судья: — Не годится боярам на суде изобличать друг друга. Иначе, какой же это будет суд, если мы распояшемся? И я тебе, Ихнелат, вот что скажу: для своей же собственной выгоды признайся перед всеми — лучше пострадать в сем веке, чем зло мучиться в будущем.

Ихнелат: «Истину ты глаголешь: разумный предпочитает вечное временному. И чего вы тычете мне ваши истины, в чем убеждаете меня? В убийстве Тельца? — Я никого не убил. И не мне вместе с вами приговаривать себя к смертной казни. Кто на других лжет, мерзок, а уж что сказать про того, кто сам на себя клевещет!»

Леопард: — — Свидетель Стефанит.

Лис-судья: «За ним послали».

Львица: — Царь! Ты только вспомни все козни этого обманщика. И он еще хочет себя обелить. Если ты его не накажешь, все твои подданные возьмутся за злодеяния и будут совершать с легкостью, как обыкновенное дело, уверены, за преступление не взыщется.

Леопард: «Свидетель Стефанит».

Лис-судья не отвечает.

* * *

Ждут Стефанита. Всем любопытно: «первый мудрец», друг Ихнелата, знает все, что было и как задумано. И у всех одна подмысль: не угодить бы Стефаниту стоять рядом с Ихнелатом? Между тем в зале появляются какие-то не звери и не люди и заполняют все свободные места. С их появлением беспокойство проникает во всеобщее нетерпение. Наконец, возвращается пристав, но без Стефанита, молча подает судье бумагу. Весь зал затаился.

* * *

Лис-судья читает: «Сегодня ночью Стефанит тайком проник в тюрьму к Ихнелату. Пробыл с полчаса, не больше. Вышел расстроенный и не прямо, а кружа переулками, вернулся к себе. Стер пыль со стола, разложил рукописи в порядок: налево законченное, направо начатое. Посидел, подумал. Стало брежжить, погасил лампу. И принял яд».

Львица к Ихнелату: — Несчастный! ты плачешь.

«Мне больше жить нечем».

Лис-судья: — В последний раз: признайся!

«Признаваться мне не в чем. И разве я виновен, что вы родились, звери. Если бы человек сделал себе подушку из змей, а постель из огня, и все-таки сон был бы ему приятней того сна, когда заметишь, друг отходит от тебя.

Лев: — Повинен смерти! — И ударил хвостом.

Леопард: «Смотрите, вот перед вами лжец. Его душа соблазны геенской Бездны и Тьмы. Ты темное вавилонское семя, внук столпотворения».

Звери: — Казнь!

Леопард: «Какая есть на свете самая мучительная казнь: пусть холод изъест его до костей, а жажда ожогом воспалит нутро, и всеми забытый, голодный загрызет землю».

Волк-воевода: — На кол его!

Лис-судья: «Красная смерть!»

Звери вдруг присмирели. И зал закружился — это те, не звери и не люди: их подгрудные тяжкие голоса, не разобрать, и только нестерпимо слушать.

Медведь-кузнец и Пифик-подмастерье взялись расковывать Ихнелата перед казнью.

Медведь, снимая цепь с Ихнелата: — А что такое красная смерть?

Пифик: «Шибеница — виселица».

Медведь Ихнелату: «Да что ты, дура, куда лапу суешь?»

Пифик: «Смотри, он ослеп»!

ИСТОРИЯ ПОВЕСТИ

«Каратака и Даманака» — «Калила и Димна» — «Стефанит и Ихнелат» имена кругосветные: Индия, Персия, Тибет, Сирия.

Первоисточник — Панчатантра, древнейшее санскритское Пятикнижие, память человека о тесной жизни со зверями, откуда и сказки о зверях.

С санскритского перевели на персидский (VI в.), с персидского на арабский (Абдаллах бен Альмокаффа, VIII в.), с арабского на еврейский, с еврейского на латинский (Жан де Капу, 1270), с латинского на все европейские.

Одновременно с арабской версией Панчатантры («Калила и Димна». Предисловие И. Ю. Крачковского. Academia, М—Л. 1934), сделан перевод на сирийский, с сирийского на греческий (протовестиарий Симеон Сиф, 1080 г.), а с греческого на славянский (XIV в.).