Том 6. Лимонарь

Вот достиг он первенства в Тарсе, царь и народ боготворят его. Но ему ничего не надо. И лучше быть ему последним человеком, только бы вернуться в Тир. Родной Тир, город его детства, колыбель его желаний, там все — земля, речь и от дворца до лачуги, от собора до часовенки все за него. И никогда не вернуться!

Аполлон шел по берегу моря один в жальбе.

По морю с родной стороны плыл корабль. Аполлон ничего не видел, погруженный в свою жальбу. А с корабля видели его — Елавк, старейшина тирский, первый увидел Аполлона, вышел на берег, окликнул.

Аполлон глазам не верил. Нет, не ошибся: перед ним стоял Елавк.

— Ты в большой беде, царь!

— Какая же беда! Елавк, с тобой весь мой верный город.

— Верный город... — Елавк поник.

— Что случилось?

Елавк рассказал о царском после, о извете царя Антиоха.

— Живьем пять тысяч, за голову сто тысяч.

— Я так и думал.

— Да, но твой верный город отравлен: золото наострило и самый мирный меч. Как уберечься от соблазна? Сто тысяч! Мне раз приснилось...

— Я тебе дам эти сто тысяч!

— Нет, нет! Скорей беги отсюда. Теперь все узнают. Больше нет о тебе тайны.

Елавк вернулся на корабль.

Корабль уплыл.

На берегу Аполлон один. Жальба острей. Верный город! Нет у него дома, нет родины — круг смертный. И голова его, как факел. Куда бежать, где скрыться?

Наутро Аполлон сел на корабль и тайно отплыл из Тарса.

V

Десять дней плыл корабль плывно. И вот, восстал с полночи ветер, взбил волны и взбурилось море.

Кораблем играли волны, как мячом.

Волна за волной — сестры волны — за сестрами мать. Пришла большая волна, подняла корабль. Водным хлывом разорвало корабль.

И все, кто был на корабле, — ко дну.

И золото, и серебро, все погибло.

Аполлон ухватился за доску и плыл. С волны на волну. Три дня и три ночи, куда волна. И прибило его волной к Кипрской земле.

Рыбак слышит, кто-то кричит. Вышел посмотреть. И опять — человечий голос. Рыбак в лодку. И выловил Аполлона. Повел к себе в избушку. Напоил, накормил. Время к ночи — спать.

Переночевал Аполлон у рыбака. Наутро говорит рыбак:

— Я тебя от смерти спас, ты мне теперь раб.

Так и обратился Аполлон из тирского царя в рыбакова раба.

Нарядился Аполлон — раб в рыбакову рвань. Славу Богу, хоть и такое нашлось — больно уж беден рыбак! — ждет Аполлон, чего велят: у раба своей воли нет.

— Отправляйся — ка, милый человек, в город, — сказал рыбак, — постреляй, авось, на хлеб наберешь. А полюбишься кому, с Богом! А не приглянешься, возвращайся назад. Как — нибудь проживем.

Поклонился Аполлон — раб рыбаку и пошел со двора — сущий босяк голодран.

Трудно непривычному-то руку Христа ради протягивать. Все утро бродил Аполлон по улицам, много было случаев, да язык не поворачивался. Так и ходил голодом.

По обеде вышел Аполлон на царскую площадь. На площади народ глазеет. Стал протискиваться и втерся.

Царь кипрский Голифор любил после обеда для разминания членов играть в разные игры: соберет на площадь своих пажей и тешится до чаю.

Аполлон сам большой любитель, а по ловкости первые призы брал. Игра занимала его, забыл и голод.

Царь Голифор пустил меч. Аполлон на лету подхватил меч и поднес его царю Голифору.

Обратили внимание. Царь приказал узнать о нем. Но как узнаешь? Кто-то сказал, что видели, как поутру шел какой-то голоштан в город от рыбака. От какого рыбака? От Лукича. Сейчас за Лукичем. Привели старика.

— Кто такой?

— Утоплый.

И больше ничего.

Донесли царю Голифору: утоплый.

Ну, не все ли равно, не в этом дело, полюбился Аполлон за ловкость царю Голифору, и велел царь нарядить его в дорогую одежду, а вечером, чтобы явиться во дворец к царскому столу.

— Вот, видишь, как повезло!

— Спасибо тебе, Лукич, век не забуду.

— А и забудешь, я привык! Ну, счастливо.

Лукич забрал свою рвань и пошел из города к морю по своей рыбной части, а Аполлон, нарядный, в дорогом платье, на вечер во дворец.

У царя Голифора был такой обычай: за ужином царевна танцевала перед царем.

И такая она была нежная, Тахия царевна, как начнет свои танцы нежные, заглядишься и о еде забудешь, все бы только и глядел.

И этот вечер залюбовались гости на царевну — нетронутые блюда уносили со стола царские лакеи, обжирались на кухне до отвалу, поминали царевну, — и один сидел недовольный, один новый гость.

— Вот это танец! — толкнул сосед Аполлона.

Аполлон ничего не ответил. Да если бы и сказал что, никто бы ничего не услышал. Все смотрели на царевну, ничего не замечали. Заметила одна царевна и перестала танцевать.

— Что такое? Голова закружилась? — забеспокоился царь Голифор.

— Гость твой надо мною смеется! — царевна показала на Аполлона.

Царь к Аполлону:

— Что нашел ты смешного в царевне?

— Царевна прекрасна! Я не смеялся. Но я сам танцую и ничего особенного не вижу в танцах царевны.

Царь к царевне:

— Не печалься, гость над тобой не смеялся. Давай-ка заставим его показать свое искусство!

Царевна успокоилась.

И по воле царя, звяцая на гуслях, стал Аполлон.

И все дивились игре. А когда Аполлон, оставив гусли, завел свой аполлонов танец, все поднялись с своих мест.

— Такого мы в жизнь не видали!

Хвалит царь Голифор, не нахвалится, а царевна пуще.

— Аполлон победил царевну!