Том 6. Лимонарь

И на глазах Друзианы, Бова черным зельем смыл с лица черную краску.

— А в этом узелке забыдущее.

Бова объяснил Друзиане силу этого зелья — как сам он по дороге к Салтану проспал свой кладенец.

— Кладенец я вернул, а Маркобрун проспит свою свадьбу.

* * *

К ночи в город вошел праздник. Попрятавшиеся высыпали на улицу. Во дворце огни.

Друзиана пришла сказать свое последнее слово: год кончился — вышел срок, она готова стать женой Маркобруна.

Слово заливается вином, крепкое вино.

Она наполнила две чаши:

— За нашу свадьбу.

И чокнув чаши, она пригубила, а Маркобрун пьет полным ртом — до дна.

И ловя себя и царапаясь за скатерть, полез под стол.

Друзиана вернулась к Бове на конюшню.

— Спит, сказала она.

— На здоровье! Ждать год — надо отдохнуть. А нам в дорогу.

В конюшне нашлось много всякого дорогого платья — королевские конюха щеголи! Бова снял с себя рухлядь дубового и нарядился выездным весь вывозжинный мишурой позументом — «красавец!» улыбнулся Бова, заглянув в лохань.

В ночь они покинули Задонск.

А когда через три дня, как однажды по дубом Бова, проснулся Маркобрун под столом, все было кончено: Бова с Друзианой поженились — Маркобруну нос.

На суженой лесной свадьбе за певчих были птицы, за свечи звезды, а провожатые — крупное и мелкое зверье, не толкались и никого не давили — все шло по мудрому строю природы.

3

В ярости Маркобрун не растерялся. Он был уверен легко справится с беглецами: «вора и мерзавца» прихлопнет на месте, а с Друзианой — но он еще не думал, что делают с безответной любовью, он только чувствует, как горечь вероломства отравила его чувства и мысли. Ему представлялось все очень просто: за три дня далеко не уйти было — и там, где любовная буря, какая может быть предосторожность, бери голыми руками. А кроме того он не сомневался в своем Пуликане, которого и Ронделло не обгонит и на которого меч — кладенец не рубок.

Пуликана держали в тюрьме под замком безвыходно. На люди пускать было его опасно.

Есть в природе собака — птица, имя ей в бестиариях «поскуда» — вестник маяты и неуживчивости — под знаком этой поскуды все неудачники, в их числе самонадеянный Маркобрун. А бывают, редкое явление, человек — собака.

Пуликан с лица по пояс человек, а ниже от пояса — пес и не какой-нибудь дог, а обыкновенная шавка. Из верных источников уверяли, что его мать благочестивая вдова, кроткая и незлобивая, хороший человек, а отец — пес, любимая собака ее покойного мужа, о котором она тосковала, как не меньше ее тосковал и пес о своем любимом хозяине. Безутешность и соединила их, и все вышло само собой, безо всякого намеренного любопытства попробовать, что произойдет. А произошел Пуликан.

Пуликан, или как в сказке Полкан, добрые умные глаза и услужливый. Конечно, какая же может быть у зверя повадка. Сидя в тюрьме и не собака, одичаешь. А собаку, которой непременно надо побегать, а изволь сидеть, как за книгой ученый, потянет кусаться.

Скорость бега у Пуликана не уступит ветру и ни один конь не мог перегнать, а чёк скока за версту слышен, сравнить с приближающимся мотором.

Этот Пуликан и был выпущен из тюрьмы гнать во всю, настичь беглецов и пойманных привести в суд. А ему за то обещана была свобода.

* * *

Без оружия, жердь в руках, Пуликан в три скока обогнал мчавшуюся погоню и приближался к венчальному лесу.

Друзиана по чёкоту догадалась и разбудила Бову. Она знала силу Пуликана и опасность.

Бова вскочил на Ронделло и выехал навстречу. И ни на шаг, предупреждая, поднял свой кладенец. Пуликан скокнул через меч — вихрем пронеслось над головой Бовы и он свалился на землю. И тогда Пуликан вскочил на Ронделло. Конь, почуя собачье мясо, в бешенстве понесся в лес. Шерсть горячила его. Он вдирался в самую чащу. Деревья зелеными ножами резали и полосовали коня и чумели всадника.

С исцарапанной мордой, весь исколотый и занозы торчат, Пуликан не выдержал и поворотил коня назад к Бове с повинной.

— Глупый ты, сказал Бова, а еще собака, благодари Бога, что морда сидит на башке, хоть и всмятку.

А Пуликану совестно: не перед Бовой — что ж, поклевал Бова носом землю, не велика беда! а совестно перед Друзианой: так-то за добро отплатил — по-человечески!

Друзиана за год у Маркобруна не раз посещала тюрьму, где проводил дни ни в чем не повинный узник. Друзиана единственный человек, перед кем Пуликан за доброе сердце ни в чем не таился, и она узнала от него всю его силу и все его горе.

Друзиана молча, не упрекая, вытаскивала из него занозы.

— Я богатырь, сказал Пуликан, и ты, Бова, богатырь, давай мириться.

И помирились.

Ронделло, косясь, не фурчит, но долго еще вздрагивал, тоже бока помяты — лесная богатырская прогулка оставила след. «Богатырь! вздрагивал конь, а зачем хвост себе приделал?».

* * *

Жалко было расставаться, а пришлось: лес, где наконец настигло счастье, прощай!

Когда Маркобрун узнал о измене Пуликана — было о чем задуматься: Бова — не валяется, а если с ним еще и собака, дело не с пальца. И сам выехал с войском.