Том 6. Идиот

Аглая отчасти близка к ряду своих реальных и литературных современниц и жаждет, как тургеневская героиня из «Накануне», по выражению Добролюбова, «деятельного добра», «пользу приносить». Она глубже других поняла и оценила Мышкина, недаром она не только сравнивает его с «рыцарем бедным», не только считает его «за самого честного и за самого правдивого человека, всех честнее и правдивее», но и произносит проникновенные слова о «двух умах», по особому раскрывающие авторский подтекст названия романа, связанный с традицией изображения «дурака» и юродивого в народных сказках и древнерусской литературе: «…если говорят про вас, что у вас ум… то есть, что вы больны иногда умом, то это несправедливо; я так решила и спорила, потому что хоть вы и в самом деле больны умом (вы, конечно, на это не рассердитесь, я с высшей точки говорю), то зато главный ум у вас лучше, чем у них всех, такой даже, какой им и не снился, потому, что есть два ума: главный и не главный» (с. 429).

В подготовительных заметках к роману Достоевский отмечал сочетание в Аглае «ребенка» и «бешеной женщины», чистоты и стыдливости с непомерной гордостью. Не случайно в так называемой «сцене соперниц» она «падает», оскорбляя Настасью Филипповну и вызывая в ней ответное чувство гордого негодования.

Столь же сложен психологически и образ четвертого участника конфликтной ситуации — Рогожина. Мрачная любовь-страсть к Настасье Филипповне выбила его из обычной жизненной колеи. Его натура не лишена стихийных народных черт — широты, внутренней силы, порывов благородства. Несмотря на необразованность, он наделен глубоким умом, способным постигать суть вещей. Но в нем живет и собственник, вобравший веками выработавшиеся инстинкты его предков-накопителей. Не случись с ним «этой напасти», не повстречайся ему Настасья Филипповна, «пожалуй», стал бы он в скором времени, как говорит ему Мышкин, «точь-в-точь» как отец, засел бы в угрюмом родительском доме с послушной женой «ни одному человеку не веря <…> и только деньги молча и сумрачно наживая». Союз между ним и «мечтательницей» Настасьей Филипповной, тянущейся душою к Мышкину, вряд ли возможен, и понимание этого держит его в состоянии постоянного озлобления. Иногда в редкие минуты уважения к нему Настасьи Филипповны, как например в эпизоде с чтением принесенной ею «Истории» Соловьева, проявляется и в нем жажда почувствовать себя «живым человеком». Желая моментами верить в его «огромное сердце», Мышкин сознает, что не сможет Рогожин стать «братом» и «другом» Настасьи Филипповны, не вынесет своих ревнивых мук, рождающих ненависть вместо любви.

Непосредственным толчком к оформлению образа купца-убийцы явился судебный процесс московского купца В. Ф. Мазурина, убившего ювелира Калмыкова. Подробные отчеты по его делу с описанием обстоятельств убийства и сведениями о самом преступнике были опубликованы в газетах в конце ноября 1867 г., т. е. как раз в то время, когда писатель начал обдумывать вторую, окончательную редакцию «Идиота». Как и Рогожин, Мазурин принадлежал к известной купеческой семье, был потомственным почетным гражданином, владельцем доставшегося ему после смерти отца двухмиллионного капитала, жил в фамильном доме вместе с матерью. Там он и зарезал бритвой, крепко связанной бечевою, «чтоб бритва не шаталась и чтоб удобнее было ею действовать», свою жертву. Труп убитого Калмыкова он спрятал в нижнем этаже, накрыв купленной им американской клеенкой и поставив рядом четыре поддонника со ждановской жидкостью (средство для дизенфекции и уничтожения зловония); в магазине купца, где было совершено убийство, полиция, кроме того, нашла нож со следами крови, купленный Мазуриным «для домашнего употребления». Ряд подобных деталей предваряет и сопровождает картину гибели Настасьи Филипповны. В романе есть и прямое упоминание о Мазурине: на своих именинах, в первый день действия романа, «в конце ноября» 1867 г., Настасья Филипповна говорит о прочитанных ею газетных сообщениях по этому делу,[54] и это звучит как зловещее предзнаменование.[55] Однако по своему внутреннему облику Рогожин не похож на Мазурина, он сложнее и человечнее.

Как отметила А. Г. Достоевская, своего любимого героя — Мышкина писатель наделил автобиографическими чертами.[56] Линия же отношений Мышкина и Настасьи Филипповны могла быть подсказана рядом моментов из жизни издателя журнала «Русское слово» графа Г. А. Кушелева-Безбородко, который, как и князь Мышкин, был «последним в роде», стал обладателем большого наследства, страдал тяжелым нервным недугом, занимался благотворительностью, прослыл чудаком, «полоумным» и женитьба которого на «красивой авантюристке» Л. И. Кроль возбудила много толков. Но, по верному замечанию исследователя, реальный образ Кушелева был «слишком мелок для той грандиозной идеи, к которой романист пришел в ходе творческой работы».[57]