Том 6. Дураки на периферии

Иван Павлович (кричит во внутреннюю комнату). Катька, иди помогать отцу! (Глебу Ивановичу.) От первой Жены в дореволюционный период…

Входит двенадцатилетняя дочь Катя.

(Дочери) Положи на стол вареной картошки, со шкуркой. Ешь жмых. Кинь шубу на кровать.

Катя приносит старый кожух. Иван Павлович и Катя работают над расстройством квартиры, лишь на письменном столе наводится тщательный порядок.

От первой жены в дореволюционный период у меня есть трое детей. Один на рабфаке, другой сын остался расти при старой жене, когда мы развелись. Катька при мне. И я считаю — прилично и достойно. У немцев есть «цвай-киндер-системе», После революции я рожать не могу. Я получаю по седьмому разряду семнадцатиразрядной сетки, а нагрузку от меня отняли. Пускай рожают руководящие лица. Я родить не могу.

Глеб Иванович. Да вам и невозможно, Иван Палыч.

Катя. А вот есть стихи, пионеры поют:

По неизвестным никому причинам
Постановила нарком Коллонтай,
Чтобы рожали только мужчины,
Хочешь не хочешь, лопай, а рожай.

Иван Павлович. Цыц, ты!.. Это только так говорится, что женщины рожают. А теперь хотя в городе и равенство на женщин, а все расходы на мужчинах. Ты эти песни брось, я их уж слышал по трубе из Москвы… Унеси стул, принеси вместо него ящик, — не до стихов тут.

Катя уходит со стулом.

(К жене) А ты смотри в окно, слушай комиссию… Целое учреждение по одному делу придет, а бесплатно. Человек теперь дорог, особенно пока он рожаться хочет…

Глеб Иванович. Так чего же вы желаете, Иван Павлович? Комиссия-то тут ни при чем, раз вы правовые родители?

Иван Павлович. Чего я желаю? — Я желаю — не родить. Я уже родил свою норму. А без комиссии нельзя сделать аборта, на основании обязательного постановления. А закона нарушать не могу — по своим политическим убеждениям: иначе меня со службы тихо выкинут. У нас есть законное постановление во всеуездном масштабе, что аборты можно делать только с разрешения охматмлада.

Глеб Иванович. Иван Павлович, да ведь это же против естества, против мировидения.

Иван Павлович. Естество здесь ни при чем, Естеством одни собаки живут, а мы люди, наше дело — социальные условия.

Глеб Иванович(к Марье Ивановне). Ну а вы-то, Марья Ивановна, вы-то? — Где же ваша доля? — Вы ведь будете вроде мамаши?

Марья Ивановна. А ну вас, у меня в голове от ваших разговоров целый гул гадов… Иван Павлович меня прямо загонял бюджетом. Уйду я от вас в разбойники: у вас все силы не на жизнь, а на учет уходят, а мне одна домашняя, доля остается…

Катя (высовываясь из-за двери). Папаня, там целых два ящика. Только я их не дотащу, — ты иди волоки, я тебе покажу.

Иван Павлович уходит за ящиками.

Глеб Иванович(хватая за руки Марью Ивановну). Марья Ивановна, что же вы мне не сказали, что у вас ребеночек-то будет! — Ведь ему особое питание потребуется… Ведь я вижу, что Иван Павлович неспособен родить, ему революция душу отшибла. Ребеночек-то ведь мой, получается… Марья Ивановна, сподвижница, — ведь ребеночек-то, получается, наш с вами, мой то есть… Да ведь я для этого факта… Марья Ивановна, — наш?! Вы родить не бойтесь, все родят, и ничего, службу получают и живут до старости, Я от вас никогда не отлипну, буду как страстотерпец при вас. У меня все принципы повысились до высшего разряда… Наш?!

Марья Ивановна. Может, и наш. Знаю, что мой.

Глеб Иванович. Ну а как же ты — родить-то будешь? — К чему эти комиссии-то?

Марья Ивановна. А пущай мудрит, может, льгота какая будет. Двинуться мне некуда от вас, а то бы я вам показала, как бедной женщине родить!

Глеб Иванович. Ну его с комиссиями. Давай вместе жить по всем принципам и в теплой тишине.

Марья Ивановна. Подождем — увидим. Нашелся тоже родитель по шестому разряду. Я у тебя две недели чулки просила. Вон какие фильдеперсовые поступили в епо, а ты — принципы!.. То всеобщая равная свобода, а то принципы. Ты что — по принципиальности в любовники ко мне влип?

Иван Павлович волочит два ящика и устанавливает их около стола.

Иван Павлович. Идут! С той улицы! Маня, ляжь, вроде как нездоровится, вроде как тошнит. Глеб Иванович, сядьте к столу, читайте любую книжку, а я буду работать, — на службе всего не поспеваешь. Я кое-что упорядочу для вида. (Садится к столу, листает бумаги.)

Марья Ивановна ложится на бушлат. Пауза.