Хозяин наш появляется вновь, неся в руках бутылки.
— По стакану местного вина! Кстати, то, что я вам сейчас прочел… — он разливает вино в зеленые бокалы, — это текст кантастории. Вы, конечно, слышали о нашей сицилийской кантастории? Ну да, попятно. Сейчас!
Он опять исчезает и приносит большой рулон, похожий на свернутую школьную географическую карту мира, которую обычно наклеивают на белую ткань, раскручивает его, и мы видим полотнище, разделенное на клетки, и в каждой клетке яркими красками в лубочной манере изображен какой-то пока нам неведомый, но острый сюжет: кто-то кому-то, озираясь по сторонам, передает пачку денег; кто-то собрал вокруг себя молодцов с кинжалами и ружьями в руках и, склонясь к их ушам, шепчет нечто, судя по их напряженным лицам, до крайности важное; в следующих клетках эти молодцы палят из своих ружей по толпе крестьян в горной теснине — кровь, убитые, плачущие женщины; потом какая-то комната, в ней раздумывающий человек; этого человека кто-то… Узнаем его: он тот, кто в одной из первых клеток протягивал пачку денег. А раздумывающий человек — тот, кто получал эти деньги, кто инструктировал молодцов и командовал ими в горах при нападении на крестьян… Так вот, раздумывающего, получавшего деньги, «кто-то», дававший деньги, убивает из револьвера.
Буттито ставит пластинку на проигрыватель, пластинка сильным, приятным баритоном, в сопровождении тревожно рокочущей гитары, поет об очень грустном, но пока нам неизвестном.
— Сейчас вы это слышите в грамзаписи, — поясняет хозяин. — А в натуре оно происходит иначе. Приезжают кантастористы — обычно их двое — в деревню на автомобиле, если имеют его, но чаще, понятно, на мотороллеро или просто на поезде. Собирают людей, желающих послушать, — таких в деревне, да и в городах, всегда достаточно: кантастории у нас очень любят. Развешивают кантастористы вот таксе полотнище с рисунками. Один поет, указывая указкой на должную клетку, другой аккомпанирует на гитаре. Но их может быть не обязательно двое, может и один все это проделать. Сюжеты кантасторий, как правило, или трагичны, или очень трогательны. Почти всегда они построены на местных, широко известных сицилийцам событиях. Это своего рода глубоко народный музыкальный передвижной театр. В переводе слово «кантастория» — это как бы «история, которая поется». Говорят, что у вас в Советском Союзе нечто подобное когда-то было.
— Да, бывало. «Живгазета», «живая газета». И пользовалась она большой популярностью.
— У всех народов такое было, — подхватывает хозяин дома. — Что же, по-вашему, есть Гомер с его «Одиссеей», как не мастерский свод древних кантасторий?!
Буттито останавливает пластинку с ее печальной песней.
— Вы слушали историю знаменитого на Сицилии бандита Сальваторе Джулиапо. Не зная нашего языка, вы, конечно, ничего не поняли и могли только оценить музыкальный настрой кантастории. Я перескажу вам ее своими словами.
Буттито отхлебнул глоток вина.
— В тысяча девятьсот сорок седьмом году, еще при министерстве Шельбы, в одном горном местечке, — оно называется Портелла делла Джинестра — была устроена крестьянами маевка. На поляну меж подступивших к пей скал собрались жители нескольких окрестных селений. Они пришли с флагами, приехали на повозках, на которых были припасы, чтобы после митинга подкрепить силы, с музыкой. И вот, когда люди уже сидели на земле, когда с большого валуна заговорили ораторы, из-за окружавших поляну камней ударили ружейные выстрелы. Вот смотрите: та жеещиеа, схватившаяся за голову, — это Епифания Барбато. На земле лежит ее сын. Он мертв, его сразили пули банды Джулиано. Епифания уже потеряла одного сына на войне. Теперь второй. «Бедные всегда виноваты, — рыдает мать. — Даже здесь. Почему так?» А вот другая женщина, которая лежит, окруженная пятью плачущими ребятишками… Маргарита Клишери. Ее убили, беременную шестым. Глаза, видите, открыты, но она мертва. Здесь точно воспроизведена действительность: Маргарита Клишери умерла именно так — с открытыми глазами, что особенно врезалось в память крестьян. Многих бандиты убили, еще больше ранили, и спокойненько ушли в горы.
— Ну, а другие картины — перед этой и после нее, — что означают они?