Том 6

«Смело, Володя, отваливаю вам огромные бабки за эти вещицы – знаю им цену, верней, бесценность… а деньги, говорю это как банкир, даже не говно – они песок, сквозь пальцы текущий… поэтому в старину песочные хронометры ясно намекали людям на цену времени, которое всегда несравненно драгоценней бабок… благодарен вам… теперь уж до гроба не расстанусь с ними… вы знаете, с душой происходит что-то странное, в словах невыразимое, когда смотрю на огранку твердейшего из веществ… кажется, что это слезы Природы, точней, Материи, во время оно с мучительным наслаждением соединявшейся с Духом… но разве вообразишь чудовищно огромное давление и высокую температуру превращения молекул углерода в камешки, нынче ослепляющие блеском граней, не дающими взгляду проникнуть вглубь?.. а Дух? – ему-то, вы думаете, сладко было привыкать к браку с довольно хаотичной Материей?.. неизвестно, скажу я вам, кому из них было тяжелей, кому слаще… это было любовное разделение муки и счастья, счастья и муки… вот о чем и смутно, и ясно говорят мне таинственно твердые капли – драгоценнейшие из слез Земли… кроме всего прочего, все они, как бабьи слезы, сопутствовали рождению и становлению нашей планетки, следовательно, хранят в себе космогонические, химические, физические и геологические тайны, завораживающие ум, зачаровывающие душу… вот откуда притягательность бесценных камешков… да и в чем еще, как не в них, можно уважать и любить два первостатейных качества Материи и Духа, – несравненные образцы красоты и твердости? – ни в чем… кстати, скажу я вам, женщины гораздо тоньше, глубже и поэтичней, точней, бессознательней, чем мы, мужики, воспринимают все истинно драгоценное… но ведь на то они и женщины, не так ли?.. теперь вот что: не люблю, когда начинает ржаветь чувство долга, и чувствую, что вам нужна помощь… не менжуя, выкладывайте тройку желаний, постараюсь стать вашей персональной золотой рыбкой… анекдот про нового, поймавшего такую на Оке, знаете?»

«Кто его, – говорю, – сегодня не знает».

Михал Адамыч продолжал очарованно, по-знатоковски впитывать в себя тайну камешков; они и меня будоражили волшебным пересверком граней, воображение затягивавшим в омут любования, тянувший позабыть о времени.

«Я, – говорю, – срочно и инкогнито сваливаю, мне необходимо крайне быстро решить тройку узловых моментов жизни… поверьте, буду в вечном долгу до гроба… во-первых, нужен действующий и очень надежный патологоанатом… во-вторых, новый исправный паспорт и прочие дела любого подходящего по возрасту жмурика, за которого собираюсь хилять до конца дней… ну а самого его, раз уж врезал он дуба или завален, пусть захоронят в могиле, вырытой, как говорится, на мое имя… вот мой паспорт, думаю, он пригодится для пущей темноты с чернотой… наконец, желательно быстрое получение визы и спокойный, сами понимаете, лишь с зубной щеткой, бритвой и кое-какими книгами, свал бизнес-классом из Шереметьева, чтобы приблизиться к месту назначения… куда посоветуете, туда и полечу».

«Вот как, Володя… а я уж подумывал предложить вам постоянную работу, разумеется, с гарантией безопасности в будущем… это было бы всего лишь светское для вас и для меня общение с крупными клиентами из-за бугра… и вам не пришлось бы исчезать… кроме того, вы один из немногих людей, кому я смело могу доверить любую информашку… впрочем, жизнь – это прежде всего ваша жизнь… собственно, почему бы не побродить по белу свету, если она дается человеку всего лишь один раз, как учила партия, являвшаяся на самом-то деле олицетворением коллективной глупости нашей эпохи… постараюсь выполнить все ваши желания… тем более невостребованных жмуриков в данный исторический момент намного больше на душу населения в стране, чем в Африке и в Штатах… и вообще – все делается в наше время чуть ли не мгновенно – как в сказке».

«Только, пожалуйста, я сам оплачу все расходы – абсолютно все… бабки есть, мне же неловко».

«Неловко, Володя, одевать штаны через голову, а вместо трусиков носить бюстгальтер… дело опять-таки не в бабках, лучше уж порадуйте меня перед свалом, то есть достаньте, будьте другом, еще что-нибудь такое… словом, чтоб я забыл отравленные дни, не знавшие ни ласки, ни покоя… я вас озолочу, вам даже не придется назначать цену… беру на себя все ваши проблемы… поверьте, в штате у меня полно больших спецов, оставшихся без работы из-за туповатой недалекости неопытных наших, но чудовищно алчных радикалов… пожалуйста, никаких мыслей о благодарности – это же как думать о гонораре предку за чисто отцовскую его вам подмогу, о'кей?»

«Странно, – говорю, – строчки Есенина насчет незнания ни ласки, ни покоя частенько повторяет обожаемая мною дама… о'кей, спасибо, вы – мой спаситель… кстати, для дела: вот на всякий пожарный дюжина моих фоток… прозектор разберется что к чему… если не топ-секрет, как вы догадались, почему валю с концами?»