Том 5. Заре навстречу

На общем рудничном митинге, после того как коногоны признались, кто подговорил их на забастовку, Сухожилину и Опреснухину с трудом удалось утихомирить разбушевавшихся шахтеров, порывавшихся избить Лупанова. И здесь Опреснухин был единодушно избран председателем трудового трибунала, созданного как карающий орган против прогульщиков, лодырей, волынщиков и хулиганов.

После нескольких заседаний этого трибунала, проводимых на площади с голосованием приговора всеми присутствующими, из шахтных бараков вывезли на тачках за околицу поселка и свалили в ров восемь наиболее злостных хулиганов и лодырей, из которых пятеро были родичами местных кулаков. Одиннадцать человек получили условный приговор — до первого проступка.

Трудно было Опреснухину организовать работу по-новому, когда десятники, штейгеры всячески уклонялись от выполнения своих обязанностей. Они потворствовали лодырям, волынщикам, поощряя их, приписывая выработку, и когда видели, что работы ведутся неправильно, закрывали на это глаза.

Трудно было ломать и укоренившийся среди шахтеров обычай круговой поруки, при котором считалось позором выдавать начальству виновного.

Опреснухин поочередно работал во всех артелях и на вырубке угля. И никогда не спешил начинать разговоры до тех пор, пока сами шахтеры не начинали его.

Сжимая в горсти колкие куски угля, Опреснухин говорил:

— Камень — и все. А без него металл не выплавить. Вынь у тебя кости — кто ты? Кучка мяса. Так и страна без железа. Примерно на сто пудов уголька — пуд металла можно выплавить. Вот и прикиньте сами, чего стоит уголек. В каждой вещи он: и в рельсах, и в винтовке, и в паровозе, и во всем прочем. Будете таким глазом на уголек глядеть — выдюжит Советская власть, а если с пуда уголька только ломоть хлеба для своего брюха урывать — то ни хлеба, ни Советской власти с этого не получите. Понимать надо; дело простое: либо нам самим над собой хозяевами быть, либо суй башку в старую упряжку.

— Да кто ж такое захочет?

— А ты знаешь,— сурово спросил Опреснухин забойщика Краснушкина,— сколько у нас угля требуется?

— Я свой пай даю.

— А кто не вырубает?

— Я над ним не десятник.

— А если сейчас паровоз на путях с хлебным грузом без топлива встанет, тебе это не в упрек?

— Не четверорукий — за других рубать.

— Значит, пусть встанет и люди голодают, так, что ли?

— Ну ладно, я еще пол-упряжки помахаю.

— Вот что,— предложил Опреснухин,— давай так сделаем. Ваш уголек мы отдельной горкой сегодня насыпем. А рядом — Петуховской артели, она меньше всех дает. Пойдете со смены, ты на свою горку ногами встань и спроси петуховских, где у них рабочая совесть.

— Не разговорщик я.

— Ты только спроси.

— Ладно, уговорил,— согласился Краснушкин.— Но прикинь, сколько железа с моего уголька получится. Я их железом прижму.

— Это можно, подсчитаем,— пообещал Опреснухин.

Вместе с Сухожилиным Опреснухин просиживал целыми ночами в ревкоме, ломая голову над тем, где достать крепежный материал, как отремонтировать оборудование без остановки шахты, как вести подготовительные работы, не сокращая добычи, как усилить вентиляцию и на прогоревших котлах дать больше пара, чтобы можно было обеспечить откачку воды из нижних горизонтов, затопляемых каждую весну, не переходя на ручную откачку.

А тут еще приезжий комиссар Сапожков потребовал выстроить баню, сушилки, больницу. И когда все это с величайшим напряжением было выстроено, да еще из крепежного материала, Сапожков вдруг объявил на заседании Совета управления копями, что надо бесплатно выдавать шахтерам мыло и начать борьбу с рудничной пылью, чрезвычайно вредной для здоровья, а к Первому мая закончить строительство рубленых бараков для многодетных.

— Опять из крепежного леса?— возмутился Опреснухин. И ядовито спросил: — А если проходка без крепежа сядет, ты, что ли, воскрешать покойников будешь? — И, обращаясь к членам ревкома, сказал с насмешкой: — Комиссар по здоровью будто не из уезда прибыл, а с неба свалился.

Растопырив пальцы на левой руке, он стал по очереди загибать их:

— На фронт восемьсот горняков ушло. В деревню помогать мужикам землю делить — двести. В милиции и чрезвычайной комиссии — сорок, на пенсию отпустили полсотни. По малому возрасту — с подземных работ сняли сорок. И еще в разные места и должности — семьдесят четыре. Как же мы будем уголь рубать? Да его мало на-гора выдать,— нужно еще отряд снаряжать, чтобы к месту доставить. Грабят эшелоны. А у Сапожкова не об угольке душа болит, а пыль, видите ли, не понравилась. Пыль выгребать требует, а не уголь.

Собственно, зол Опреснухин по-настоящему был не на Сапожкова, а на Сухожилина, который, по его мнению, потворствовал комиссаровой блажи.

Сухожилин предложил доставлять лес из тайги для строительства бараков следующим способом: со дня на день должен начаться паводок, и если свалить на лед обычно мелководной тихой речки Чернухи стволов двести, то по самой весенней воде во время ледохода их удастся сплавить к поселку. Значит, надо посылать шахтеров и в тайгу и во время ледохода вылавливать бревна, да и на самую стройку понадобится немало людей.