Том 5. Заре навстречу

Павел Ильич задумчиво потянулся рукой к носу, ухватил волос в ноздре, долго крутил и вдруг решительно выдернул. Разглядывая волос на свету, проговорил грустно, со слезой в глазах:

— Я, голубчик, материалист в самом подлинном смысле этого слова. Собрание совпадает с часами приема больных. Выходит, не меньше ста рублей вон из кармана,— и сердито заявил: — Меня социальные способы исцеления не интересуют! Уж я как-нибудь по-старинному, тихо, скромненько, порошочками, капельками.

— За деньги?

Лицо Ляликова набрякло. Оттягивая крахмальный воротничок на короткой, жирной шее, он сказал сипло:

— Мне следовало взять тебя за ухо и выставить за дверь. Уходи вон!

Конечно, каждому человеку становится стыдно, когда его выгоняют, но Тиме было не только стыдно, но и обидно и горько, что он не сумел сагитировать Ляликова. И чего он стал важничать перед Ляликовым? Вот Рыжиков — председатель ревкома, а он вовсе не важничал перед инженером Асмоловым. Как-то на днях Рыжиков пришел к ним во двор и сказал:

— А ну, Тимофей, покажи-ка, где тут у вас инженер Асмолов живет.

Тима привел Рыжикова к Асмоловым, и ему было очень приятно видеть, как взволнованно и тревожно встретил Асмолов Рыжикова.

Снимая в передней телячью куртку, Рыжиков говорил весело:

— Хорошо, Тимофей вызвался с вами познакомить, а то так просто явиться, знаете, как-то неловко.

В кабинете Асмолова он с удовольствием оглядел шкафы с книгами. Подойдя к висящим на стенах чертежам, спросил:

— Если не ошибаюсь, проект угольного разреза?

— Так, фантазировал на досуге,— небрежно ответил Асмолов.

— Любопытно, любопытно,— говорил Рыжиков, потом заявил: — А знаете, Юрий Николаевич, это очень увлекательно — открытая добыча угля.

— Вы горняк?

— Нет, так, несколько лет на каторжных рудниках проработал,— и снова произнес почтительно: — Великолепная идея! Снять крышку с угольных пластов — просто замечательно.

Асмолов набил гильзу табаком, предложил Рыжикову, закурил сам и, выпуская дым, сказал со вздохом:

— Через сто лет, может быть!

— Если бы я был автором подобной технической идеи, я бы черт знает что сделал, а добился ее осуществления! — сказал решительно Рыжиков.— А вы, Юрий Николаевич, таким скромником себя держите.

Асмолов смял папиросу в пепельнице, потом сказал глухо:

— За растрату средств акционерной компании на проведение без ее ведома вскрышных работ я был судим как уголовный преступник.

— Сие нам известно.

Асмолов нервно передернул плечами и вдруг сухо спросил:

— Вы, очевидно, посетили меня по какому-нибудь определенному поводу?

— Вы угадали,-— с удовольствием согласился Рыжиков.— Дело в том, что паровая мельница вот-вот станет. Хотим просить вас помочь отремонтировать машину.

— Но паровая машина принадлежит Вытманам, а я, как вам известно, согласно контракту с Пичугиным, лишен возможности оказывать техническую консультацию другим компаниям.

— Сейчас, видите ли, мельница стала народной собственностью.

— Допустим, но у меня иные этические взгляды на эти акты и потому...

— Понимаю,— живо согласился Рыжиков,— не настаиваю больше. Но вот, Юрий Николаевич, позвольте обратиться к вам тогда с просьбой: разрешите нам попробовать осуществить ваш проектец на одной из пичугинских угольных разработок.

— Я неоднократно обращался с этим предложением к господину Пичугину и каждый раз получал отказ.

— А мы без господина Пичугина обойдемся. Так как же?

— Право, не знаю; соблазнительно, но...

— Ну что ж, как вам угодно, извините за столь внезапное вторжение, — тихо сказал Рыжиков.

Уже в передней Асмолов спросил робко:

— Вы это серьезно предлагаете?

Рыжиков пожал плечами.

— Но, очевидно, вы ставите этот вопрос в зависимость от моего согласия консультировать ремонт паровых машин на мельнице?

— Не я, а вы так вопрос поставили,— улыбаясь, сказал Рыжиков.— И, по-моему, правильно. Отремонтировать машины, являющиеся теперь народной собственностью, или осуществить более эффективный способ добычи угля на рудниках, принадлежащих народу,— это, в сущности, одно и то же в этическом, так сказать, смысле.

— Позвольте мне еще подумать,— попросил Асмолов.

— Юрий Николаевич! Если мельница завтра остановится, город окажется без муки, значит, без хлеба. Впрочем, повторяю, я ни на чем не настаиваю, решайте, как вам будет угодно.

— Странно. Вы могли меня насильно заставить,— задумчиво произнес Асмолов.

— Могли бы,— улыбнулся Рыжиков.— Но, кроме власти силы, есть власть убеждения.

— Мне легче было бы подчиниться приказанию.

— Нет, уж извините! — рассмеялся Рыжиков.— Помочь тут вам я не хочу,— и, протягивая Асмолову руку, сказал: — Так лошадку с кучером я оставляю в вашем распоряжении.

— Зачем? Что вы!

— Не по доброте, а по корысти. Придется вам самому по городу рыскать и доставать все, что для ремонта требуется.

— Но, позвольте, как я могу брать чужое, если даже найду необходимые части?