Том 5. Странствующий подмастерье. Маркиз де Вильмер

— С вами я могу говорить откровенно и довериться вам, ибо считаю вас самым хорошим человеком из всех, кого я знаю, дорогой мой сын Вильпрё. Да, это правда, я питала к Коринфцу чувство более сильное, чем должна была и чем хотела. Он вел себя безупречно, но и себя тоже мне не в чем упрекнуть. Однако с тех пор как умер Савиньен, чувство это пугает меня больше, нежели то было при его жизни. Наверно, тяжкий это грех — думать о ком-либо, кроме мужа, когда еще земля не затвердела на его могиле. Слезы детей, оплакивающих своего отца, мне словно тяжкий укор, и я не перестаю молить у бога прощения за свое безрассудство. Но раз уж мы толкуем об этом и скорый отъезд ваш вынуждает меня заговорить об этом раньше, чем я того хотела, скажу все как есть. Еще при жизни Савиньена мне в голову закрадывались иногда грешные мысли. Разумеется, я бы собственной жизни не пожалела, чтобы он остался жив. Он был ведь намного старше меня, врачи уже два года твердили о том, что он тяжко болен, и мне невольно приходило иной раз в голову, что если суждено мне потерять дорогого моего супруга, то придется снова выйти замуж. И, вся дрожа, я думала: «Я знаю, кого бы я тогда выбрала…» Савиньену тоже, как видно, приходили в голову такие мысли, когда ему становилось хуже, а как стало совсем плохо, он решился заговорить об этом со мной. «Жена, — сказал он мне за несколько дней до смерти, — мне все хуже, как бы не стала ты вдовой раньше, чем я рассчитывал. Очень тревожусь я за тебя и бедных наших детей. Ты еще молода, многие подмастерья станут домогаться тебя, когда ты останешься одна. Я знаю, женщина ты честная, трудно тебе будет оставаться здесь без защитника, и, может статься, ты решишь тогда бросить нашу корчму. А это будет гибельно для наших детей. Здоровье твое не так уж крепко, да и много ли может заработать женщина? Не на что будет тебе тогда воспитать наших малюток. А ты ведь знаешь, как я мечтаю, чтобы они научились хорошо читать, писать и считать, ведь в наши дни без грамоты человек ничего не стоит, и я уже представляю себе, как все трое вы влачите нищенскую жизнь. Будь у меня возможность расплатиться с Романе Надежным Другом, я умер бы все же спокойнее. Но я не вернул ему еще и трети своего долга, и меня сокрушает мысль, что придется умереть несостоятельным должником, да еще по отношению к другу. Есть одно средство помочь этой беде: после моей смерти тебе нужно выйти замуж за Надежного Друга. Он питает к тебе искреннюю привязанность, считает лучшей из женщин — и он прав. Малюток наших он любит словно родных племянников, а как станет тебе мужем, будет любить как собственных детей. Никому на свете не верю я так, как этому человеку. Да и корчма, в сущности, его собственность — ведь это он заплатил за нее. Мы и долг свой таким образом ему бы вернули, и дела он вел бы по-хозяйски. Нашим детям он дал бы правильное воспитание, потому что человек он ученый и понимает, как это важно. Словом, ты будешь с ним счастлива, а любить он будет тебя не меньше, чем я. Вот почему вы должны обещать мне, что после моей смерти станете мужем и женой».

Вы понимаете, конечно, я делала все, что было в моих силах, чтобы отвлечь его от этой мысли, но по мере того, как приближалась смерть, он все больше думал о том, чтобы устроить мою судьбу. Наконец в тот день, когда он причастился святых тайн, велел он послать за Надежным Другом и на смертном одре своем сам соединил наши руки. Романе со слезами обещал ему исполнить его волю, я же ничего не обещала, потому что до того плакала, что не в силах была и слова вымолвить. И вот теперь мой Савиньен умер, и я горько оплакиваю его и очень горюю, что обещана человеку, которого люблю и уважаю, но совсем не как мужа. Я понимаю, что обязана выйти за него, что не вправе оставаться вдовой, что будущее детей моих и последняя воля моего покойного супруга вынуждают меня вступить в брак с этим мудрым и великодушным человеком, который отдал нам все свое состояние, что иначе мне не расплатиться с ним, и дети мои останутся нищими. Вот так обстоят дела, мастер Пьер. Вот что вы должны рассказать Коринфцу; пусть перестанет и думать обо мне, а я буду молить бога, чтобы он помог мне его забыть.