Том 5. Статьи

Я не останавливаюсь на тех стихах У. II. Тютчева, которые сближают его с славянофилами и которые подробно разобраны И. С. Аксаковым; не останавливаюсь я и на патриотических и политических статьях Тютчева – «La Russie et la revolution», «La question Romaine» и др. По поводу славянофильства Тютчева и его рассуждений о Царьграде Владимир Соловьев мудро заметил; «Судьба России зависит не от Царьграда и чего-нибудь подобного, а от исхода внутренней нравственной борьбы светлого и темного начала в ней самой».

III.

Существуют два мнения о судьбе Ф. И. Тютчева: одно принадлежит И. С. Аксакову, другое – В. Я. Брюсову (в статье «Легенда о Тютчеве». «Нов. Путь», 1903 г. № 11). Аксаков, указывая на двадцатидвухлетнее пребывание Тютчева за границей, изумляется той самобытности, которая сохранилась в сердце поэта, несмотря на то, что он с восемнадцатилетнего возраста оказался почти изолированным от русской жизни. В. Я. Брюсов старается опровергнуть это мнение, сопоставляя факты, из которых можно вывести предположение, что у Тютчева никогда не прекращались сношения с Россией и русскими и не только на французском дипломатическом и салонном языке. Соображения В. Я. Брюсова правдоподобны и справедливы, но почти безотлучное пребывание Тютчева за границей и женитьба на иностранках (первая жена Тютчева совсем не говорила по-русски, вторая научилась говорить и читать лишь под конец своей жизни) остаются фактами неопровержимыми, и вполне понятно изумление И. С. Аксакова.

Однако, несмотря на великолепный русский язык Тютчева, несмотря на самобытный стих поэта и на глубокорусские переживания, окрылявшие его лирику, нечто заглохло и умерло в нем, благодаря его жизненной судьбе. «Сновиденьем безобразным скрылся север роковой», писал Тютчев, вернувшись за границу после кратковременного пребывания в России. И в другом стихотворении он писал:

О, Север, Север-чародей!
Иль я тобою околдован?
Иль в самом деле я прикован
К гранитной полосе твоей?
О, если б мимолетный дух,
Во мгле вечерней тихо вея,
Меня унес скорей, скорее
Туда, туда, на теплый юг!

Непонимание нашего севера так странно и так загадочно! И это не единственные намеки на некоторую отчужденность поэта от русских северных полей. «Итак, опять увиделся я с вами, места не милые, хоть и родные», писал Тютчев:

Ах, нет! Не здесь, не этот край безлюдный
Был для души моей родимым краем;
Не здесь расцвел, не здесь был величаем
Великий праздник молодости чудной!
Ах, и не в эту землю я сложил
То, чем я жил и чем я дорожил.

Эту искреннюю нелюбовь к «безлюдному краю» не искупят патриотические стихи и славянофильские рассуждения: чтобы полюбить Тютчева, надо пройти мимо этой темы,

Тютчев дорог нам, как символист, как автор таких стихотворений, как «Безумие,», «Поток сгустился и тускнеет…», «Sifentium», «Душа моя – элизиум теней», «Слезы». «О, вещая душа моя…», «Последняя любовь», «Есть в осени первоначальной» и др.

Здесь, в этих космических, мировых и любовных темах, раскрывается русская душа поэта, русская печаль – «суеверная» любовь и тихая славянская мудрость.

И. С. Аксаков рассказывает о блестящих дарованиях Тютчева, об его остроумии, образованности, оригинальных политических идеях и гуманности. Но для нас интереснее другой Тютчев – тот Тютчев, который, по словам Аксакова, едва ли не стыдился своих лирических опытов, целомудренно таил от мира свои стихи и даже тогда, когда друзья печатали их, не умел относиться к ним, как литератор.

Поразителен, например, тот факт что Тютчев даже для издания 1868 года не только поленился доставить подлинные рукописи своих стихов, по даже вернул непросмотренным оглавление книжки и по этому поводу написал Погодину:

Стихов моих вот список безобразный;
Не заглянув в него, дарю им вас.

Явно, что по натуре своей Тютчев не был литератором. Но его высокая лирика – священна. В те таинственные часы, когда он бежал от блестящей суеты и оставался наедине с собою, он слышал ночные голоса и в символах мира видел реальное. Он по праву написал «Silentium».

Памяти Тургенева

I.

Вы случайно нашли у себя в столе пачку старых писем, вы прочли первые строки, и вот вы уже не можете оторваться от этих милых рукописей, едва тронутых тлением, но дышащих прежними живыми днями. Человек, когда-то вам близкий, давно умер, но вы снова слышите его голос, видите его глаза, его жесты… Вас отделяют годы, исполненные неожиданными впечатлениями, новыми лицами, идеями, любовью, но все это вдруг исчезает перед прошлым, которое кажется неизъяснимо прекрасным…