Том 5. Статьи

Наименее волнуют меня «Гражданские песни» поэта не потому, чтобы тема эта не была мне близка, а потому, что пафос поэта не представляется мне высоким в этих стихах. И техника этих стихов неизмеримо слабее, чем техника стихов философских и любовных. Эти последние вольнее, окрыленнее и напевнее, чем длинные рассуждения в стихах, которые когда-то составили славу поэту. И это после Некрасова, который умел крепко ковать гражданские песни, как оружие для будущих битв!

Но и в первом томе рассеяны отдельные стихи и строфы, которые пленяют сердце, как предвестия «песен любви».

Вдруг неожиданно звучит, как что-то близкое и внятное:

Но я полюбил тебя, мне ты – подруга.
О, севера ночь. Мне отрадно встречать
Твой призрачный взор…

«Последняя исповедь» уже свидетельствует о путях философских, на которые суждено было впоследствии вступить поэту. Остроумны и изящны иные стихи в первом томе в отделе, «Cum grano veneni». Что-то гейневское есть в стихотворениях «Моя вера», «Всякому», «Историку», «На кладбище» и в стихотворении «Ноктюрн» (в отделе «Среди Мрака»).

Заключительная «гражданская песня» – «Гимн рабочим», получившая столь широкую известность, несмотря на некоторые неудачные и самодовольные строки, лишена, по счастью, той неприятной сантиментальности, которая характерна для многих гражданских стихов Н. М. Минского. Но ведь вообще из революционных песен современности только стихи Федора Сологуба достойны серьезного внимания: трудно слагать стихи о борьбе, когда воочию видишь ее судорожные порывы, лишенные мерности, ритма…

Перечитывая стихи Н. М. Минского, собранные теперь в четырех томах, поражаешься теми техническими успехами, которые сделали за это время русские лирики. И сам Н. М. Минский сумел многому научиться за это время: не даром он переводил Байрона, Шелли, Мюссэ и Верлэна и, вероятно, пристально изучал наших классиков. А в иных стихах его явно сказывается влияние французских символистов.

В сонете «Не все ль равно, правдива ты иль нет» есть что-то от Верлэна, в сонете «Смерть» – от Бодлэра.

IV.

Когда умер Бетховен, в секретном ящике его стола нашли неотправленные письма к какой-то даме. Эти письма известны под названием писем «к бессмертной возлюбленной». Предполагают, что эти письма предназначались Терезе Брунсвик, которой посвящена одна из сонат Бетховена. Ио в конце-концов не все ли равно, кто она: Тереза Брунсвик или иная дама? Возлюбленная Бетховена – бессмертна, в этом смысл и тайна его творчества. И он сам пишет: «Ах, Боже, так близко. Так далеко. Разве не небо наша любовь? Но она так же незыблема, как свод небесный». В сущности в поэта поверишь только тогда, когда поймешь его любовь, поверишь в его «бессмертную» любовницу.

В третьем томе стихов Минского есть чудесное стихотворение: «С высот альпийских я принес тебе цветок сухой я белый». Когда я прочел это стихотворение, я поверил в Минского-лирика и стал искать в его стихах «писем к бессмертной возлюбленной». И я нашел их. Уже «Посвящение» в четвертом томе внятно говорит о мечте поэта:

Я цепи старые свергаю.
Молитвы новые пою.
Тебе, далекой, гимн слагаю.
Тебя свободную люблю.

Ты страсть от сердца отрешила,
Твой бледный взор надежду сжег.
Ты жизнь мою опустошила,
Чтоб я постичь свободу мог.

Но впавшей в океан бездонный
Возврата нет волне ручья.
В твоих цепях освобожденный,
Я – вечно твой, а ты ничья.

И далее поэт пишет «песнь надгробную земной любви», несколько холодное, но мудрое и глубокое «Преображение любви», и песнь «бледной Мадонне».

Листопад

Выть может, сон создал мои картины,

Но пусть! Мой сон – печаль моей любви…

Иван Бунин.

Иван Бунин – единственный значительный представитель тургеневской полосы в современной литературе. Как-то странно видеть сборники его стихов и рассказов заключенными в зеленую обложку товарищества «Знания». И талантливые, и бездарные сотрудники «Знания» равно далеки от пушкинско-тургеневских традиций, и развинченный, расшатанный стиль какого-нибудь Юшкевича или даже самого Максима Горького ничего общего не имеет с четким, суховатым, но всегда точным и крепким стилем Ивана Бунина.

Иван Бунин знает, что значит мастерство, и любит его. Он бережно лелеет слова и не расточает случайных эпитетов, натянутых сравнений и фальшивых образов.