Том 5. Статьи

Прислушайтесь к стихам Брюсова. Никогда и нигде поэт не говорит шопотом: как будто он не знает тех слов, произносить которые во всеуслышание невозможно. Лирик должен знать эти тихие слова. Даже «музыкальные» Вечеровые Песни написаны Брюсовым почти в той же манере, в какой и псе прочие его стихи. Поит всегда обращается не к своей Единой Возлюбленной, а ко всем, к площади. Не случайно лучшую свою книгу Брюсов назвал «Urbi et Огеи». Брюсов – поэт-трубач. Декадентская идеология его стихов лишь внешним образом связана с его дарованием.

IV.

Общедоступность, однако, ничего общего не имеет с всенародностью, – как площадь не то же, что хоровод. Брюсов по уединенный лирик, но вместе с тем он далек и чужд тем переживаниям, которые возникли в жизни и поэзии после банкротства индивидуалистических идеологий. Вестник новых умонастроений, поэт Вячеслав Иванов, представляет собой полную противоположность Брюсову. Его первая книга лирики «Кормчие звезды» ввела его в сенакль современных декадентов, по в этой книге заключался уже яд, который неизбежно должен был разложить декадентство. Этот поэт, малодоступный для широких кругов нашей интеллигенции, по существу утверждает свою непосредственную связь с нацией и воплощает в своей лирике переживания общенародные. Такова ирония истории: до времени народ не узнает своего певца, чтобы в урочный час признать его выразителем своих стремлений.

Брюсов не националов: французская школа увела его далеко прочь от путей, по которым шел Тютчев. Творчество Вячеслава Иванова рождается и растет в круге тютчевских переживаний и предчувствий.

Вот стихотворение «Рассвет», тютчевское по складу, по уже свободное от страха и ужаса перед «бездной обнаженной»:

Как и шаги звучат волшебно
И стук колес во тьме ночей.
И как вперение враждебно
Слепых предутренних очей.

Все, дрогнув, вдруг отяжелело.
К ярму и тяготе спеша,
В свое дневное входит тело
Ночная вольная душа.

Что-то новое дано поэту, и уже властно слушает он ночные голоса.

Поэт как бы гадает «по звездам» о судьбе народа, и его «ночная вольная душа» поет в лад с национальной стихией, зовущей нас на путь религиозно-общественных действий. В рокоте валов национальной стихии слышится голос извечной Красоты:

– «Тайна мне самой и тайна миру.
Я, в моей обители земной,
Се, гряду по светлому эфиру:
Путник, зреть отныне будешь мной.
Кто мой лик узрел,
Тот навек прозрел –
Дольный мир навек пред ним иной».

Явно, что голос Грядущей по светлому эфиру влечет путника по той тропе, по которой шли Тютчев и Владимир Соловьев; явно, что основной темой поэзии и жизни нового мироиспытателя будет пафос реалистического символизма. Вячеслав Иванов уже вне круга идеалистических символов.

Весь мир, и в частности национальный мир, предстает как система реальных символов, и поэт, как астролог, читает вещую книгу:

«Гласи народу, астролог,
И кинь свой клич с высокой башни:
На села сирые, на чахнущие пашни
Доколь небесный гнев налег?

– «Чредой уставленной созвездья
На землю сводят меч и мир:
Их вечное ярмо склонит живущий мир
Под знак Безумья и Возмездья.

«Дохнет Неистовство из бездны темных сил
Туманом ужаса, и помутится разум, –
И вы воспляшете, все обезумев разом
На свежих рытвинах могил.

«И страсть вас ослепит, и гнева от любви
Не отличите вы в их яром искаженье;
Вы будете плясать – и пав в изнеможенье,
Все захлебнуться вдруг возжаждете в крови.

Вьет час великого Возмездья.
Весы нагнетены и чаша зол полна…
Блажен безумьем жрец. И чья душа полна, –
Пусть будет палачом… Так говорят созвездья».

Так возвышает свой пророческий голос поэт и в силу этого порывает свою связь с бесстрастным Парнасом. Это уж голос завтрашней культуры – предчувствие возрождения, несмотря на мрачный «час великого Возмездья».