Том 5. Рудин. Повести и рассказы 1853-1857

— Овес и сено выдает начальник конного двора, — поправился приказчик.

— Кто такой?

— Шорник Ипат.

— Так ты Ипату овес и сено поручаешь!.. Такая важная статья у него на руках! А ты-то чего глядишь? Положим, ты сам фураж отвешивать не можешь — всё же ты должен знать, сколько чего выходит. Никифор бы этого не сделал. Видно, мне и конный двор придется Павлу под команду отдать. Кстати, — прибавила барыня, обратившись к Павлу, — в какую деревню сослали Никифора?

— В Валухино.

— В Валухино… Напомни мне о нем сегодня, Левон.

Теперь третье: «Спросить, почему послали не Алешку, а Федьку?» Да; желаю я знать, почему за мамзелью в Москву послали не Алексея, как было приказано, а безмозглого старика Федора?

— Алексей оказался нужным в столярной.

— Когда я что приказываю — должно исполнять, а не рассуждать. Ты отменил мое приказание?

— Никак нет-с.

— Кто же?

Кинтилиан смутился и не отвечал.

— Спрашиваю тебя: кто?

Кинтилиан разинул было рот — и запнулся, но взглянул на барыню.

— Василий Васильевич изволили приказать, — произнес он скороговоркой.

— Опять! — воскликнула Глафира Ивановна. — Опять Василий Васильевич! О, это слишком! Везде, везде этот Василий Васильевич. Надо это кончить! Это невыносимо!^* — И Глафира Ивановна сильно позвонила в колокольчик.

Вошел Суслик.^*

— Ступай к Василью Васильичу и скажи ему, чтоб он сию минуту ко мне пришел; да скажи Аграфене, чтобы она мне принесла стакан воды.

— Слушаю-с! — воскликнул Суслик и исчез.

— А вы, — продолжала барыня, — ступайте теперь все вон. Бумаги я подпишу после. — И Глафира Ивановна снова принялась ходить по комнате.

— И нужно вам было, Кинтилиан Андреич, опять про Василия Васильевича напомнить, право, — заметил, выходя из передней, бурмистр Павел приказчику.

— Э! всё едино, — с досадой возразил старик и махнул рукой. — Вишь сегодня погодка какая…

— А копеечки вы ловко подпустили, — с улыбкой промолвил бурмистр.

— Ну, да хороши и вы… с вашей печаткой… — и Кинтилиан отправился в «Вотчинную контору».

— А вы куда? — спросил Павел Левона.

— Я к себе — сосну. Устал — смерть.

Павел остался один, подумал, принял суровый, начальнический вид и, широко разводя сжатыми руками, пошел в сад.

Между тем Суслик прибежал в особый флигель, занимаемый Василием Васильевичем, и, поспешно войдя к нему в кабинет, проговорил запыхавшимся голосом:

— Пожалуйте к барыне.

Василий Васильевич только что допивал третью чашку чаю со сливками. Выпустив струйку табачного дыма изо рта, подносил он налитое блюдечко к губам, как вдруг вошел мальчик. Он тотчас поставил блюдечко на стол и, съежив брови, с уторопленным видом спросил Суслика:

— Барыня меня спрашивает?

— Точно так-с. Велели сказать-с, чтобы сию минуту пожаловали.

— Где она?

— В конторе-с.

Василий Васильевич помолчал и вдруг приподнялся.

— Эй, Юшка! — крикнул он. — Одеваться, сюртук и галстук! — Человек подал Василью Васильевичу одеться; он причесался перед зеркалом, застегнул сюртук сперва на правый борт, потом перестегнул его на левый, надел картуз и вышел на крыльцо.

— Что? — спросил он, не оборачивая головы и вполголоса, у сопровождавшего его Суслика, — разве там… что-нибудь…

— Да-с, кажется, — значительно отвечал плутоватый мальчик.

— Гневается? — проговорил, еще понизив голос, Василий Васильевич.

— Серчают-с, — возразил Суслик.

— Господи! Господи! — прошептал Василий Васильевич, пощупал рукой по груди, вздохнул раза два и направился отяжелевшими шагами через заднее крыльцо в «Собственную контору», где, изредка отпивая по глотку воды из стакана, принесенного Аграфеной, ожидала его Глафира Ивановна.

Переписка

Несколько лет тому назад был я в Дрездене.