Том 5. Рассказы и пьесы 1914-1915

Сенаторы встают и единодушно громкими и продолжительными криками «виват» приветствуют коня.

Калигула(щуря оплывшие глазки). Все встали, Приск?

Приск. Все.

Калигула(со вздохом).А может, кто не встал, вглядись?

Приск. Все.

Калигула. Дай вина. (Тянет вино, сердито поглядывая на толпу.)

Около нового сенатора собралась кучка особенно восторженных патрициев и осторожно, боясь его зубов, похлопывает с нежной улыбкой по спине и крутой шее. Конь волнуется.

Приск. Не кажется ли тебе, божественный, что эти новые поклонники слишком раздражают Рыжего?

Калигула. А? (Кричит.)Скажи, чтобы не трогали! Чтобы вон, вон!

Консул. Цезарь просит не обременять сенатора излишней ласковостью, которая его волнует…

Калигула. Чтобы вон! вон!

Консул(поспешно). И занять свои места.

Восторженные, с поклонами и улыбкой понимания отходят на свои места. Затишье. Сенаторы негромко, с выражением на лицах лояльности, переговариваются. Кто-то лояльно зевает, показывая тем, что все обстоит благополучно.

Калигула(мрачно).И это — все? Приск (зевая). Что же еще, божественный? Твой Рыжий принят достойно.

Калигула. Достойно, достойно… Приск, тебе интересно?

Приск(небрежно).Нет. Я говорил: назначь им петуха.

Второй приближенный. И с петухом было бы то же.

Калигула. Не говори глупостей! Какого еще петуха? Я люблю Рыжего и никакого петуха не хочу. Сам ты петух! Нет, ты понимаешь, Приск, что же это такое? Свинство! Я хочу повеселиться, мне скучно, а они ничего не умеют. (Плачет.)Плутон меня побери, я ищу сильных ощущений, а разве это си… сильные ощущения? О Афродита, какая скука, какая зеленая скука!

Приск. Успокойся, божественный, ты раздираешь нам сердце.

Префект(берясь за меч). Негодяи! Расстроили цезаря!

Второй приближенный. Успокойся! Твое здоровье необходимо для отечества! Может быть, еще что-нибудь выйдет…

Калигула(рыдая).Да, выйдет, как же. Я их знаю!

Приск. Вот сейчас Менений скажет коню приветственную речь…

Калигула(переставая плакать и тараща глазки).Менений… Да ты с ума сошел.

Приск(небрежно). Почему же? Знатный патриций, род свой ведет непосредственно от кухарки Нумы Пом-пилия, почтенная личность, безукоризненная репутация, уважаем Сенатом…

Калигула. Менений? Да пойми ты: он только на похоронах говорит. Я помню, когда еще папашу Тиверия одеялами душили, так он хорошую речь сказал, я тогда плакал. (Опять плачет.)

Приск. Да успокойся, божественный, утишь свою чувствительность! То-то и интересно: привык говорить на похоронах, пусть-ка вывернется теперь. Мы с консулом нарочно его выбрали, чтобы ты посмеялся.

Приближенные смеются. Калигула, поняв, присоединяется к ним и громко хохочет.

Калигула. Ну пусть, пусть, Менений!..

Голоса. Менений!

— Менений!..

Речь Менения.

— Божественный Калигула и вы, римские сенаторы. Какую тяжелую утрату… кхе, кхе… понесли бы мы, если бы наш божественный цезарь не назначил к нам этого… как его… кхе, кхе… вот этого… сенатора. Какое душевное прискорбие испытали бы мы все, здесь собравшиеся над… под… над тем, что отнюдь не есть прах, да — если бы император вдруг пожалел своего жеребца и не по… покрыл его тогой. Слезы душат меня при одной только этой мысли. Отцы отечества! Вы все знали его и любили, и не мне вызывать в вашей памяти его незабвенный образ, да — незабвенный. Как он скакал! Как он носился, подняв трубою хвост, по императорскому ристалищу, как он вообще резвился, а ныне, что видим? Он заседает. (Плачет.)И если даже для нас, имеющих так мало ног, это трудно, а в летнее время даже невыносимо — заседать, то каково же ему при его, да — многоножии… и хвосте? Почтим же его еще раз вставанием и возблагодарим нашего великого и славного Августа за то, что не пожалел для Сената даже своего… (плачет)родного… жеребца. (Садится.)

Все встают; крики «виват», хохот. Хохочут и в цезарской ложе, и только Калигула не совсем понял и недоволен.

Калигула. Что он, хорошо сказал?

Второй приближенный. По-моему, хорошо.