Том 5. Рассказы 1860 ― 1880 гг.

— А вот и неправда! Ничего ты не знаешь! — Марцыся ударила кулачком по ладони. — Солнце спит в большой такой красной колыбели, а у колыбели сидит море и всю ночь ее качает, чтобы солнце спало крепко. А вокруг лежат звезды, но не спят, потому что им надо караулить, чтобы не прилетел тот змей, что скачет верхом на ветре, и не сожрал солнце. Потому что, если, змей проглотит солнце, никогда не будет больше дня, и рожь не будет расти, и звери все передохнут, а люди в потемках съедят друг друга.

Владек слушал, глядя на нее с удивлением и восхищением.

— Откуда ты все это знаешь?

— Мать рассказала. Она мне иногда рассказывает такие хорошие сказки!

— Ага! — сказал Владек, подумав. — Значит, это сказки!

И добавил, вставая:

— Ну, пойдем в город!

Марцыся так и заплясала от радости.

Они отправились. Когда вошли на мост через реку, которая отделяла предместье от города, Марцыся сильно струхнула. На мосту была толчея — множество пешеходов, и лошадей, и телег. Все шли и ехали на базар. Владек вел Марцысю за руку и по дороге объяснял ей все, что для нее было ново, а ему давно знакомо.

— Вот, — говорил он, — это река, а там — лодки, они перевозят людей с одного берега на другой. А вот челноки плывут — в них рыбаки рыбу удят… Ничего, не бойся, лошадь не укусит… А тот мужик кричит не на тебя…

Вдруг он весело захохотал и остановился.

— Ай да Франек! Ну и ловкач! Стянул у мужика с воза сыр и дал тягу!.. А мужик не знает, куда сыр девался, орет… Эх, был бы я такой, как Франек, так тоже мог бы стянуть что-нибудь… Но мне не достать еще рукой так высоко…

Он зашагал дальше, таща за собой Марцысю. На ходу бормотал, разговаривая скорее сам с собой, чем с ней:

— И везет же Франку! Такой большущий сыр! Пусть только я немного подрасту — так и я сумею…

Марцыся, онемев от восхищения, указывала на что-то пальцем. Владек с трудом понял, что ее привело в такой восторг: на другом конце моста, у выхода в город, стоял лоток с баранками, булками и черным хлебом. Дети хотя и съели час тому назад по куску хлеба, но теперь, при виде разложенных на лотке заманчивых вещей, почувствовали, что очень голодны. Остановились перед лотком, не сводя глаз с булок, так сильно дразнивших аппетит, что у Владка даже губы дрожали, а большие глаза Марцыси налились слезами. У лотка сидела торговка и, как Аргус, стерегла свой товар от толпы, которая бурной волной наплывала с моста: в толпе шныряли босые, оборванные мальчишки, хитрые и увертливые, и худые, растрепанные девчонки, жадно высматривавшие что-то вокруг себя голодными и печальными глазами.

— Ну, пошли! — тихо сказал Владек своей подружке. — Ничего мы тут не выстоим. Эта ведьма сторожит свои булки, как черт — грешную душу!

Мальчик имел привычку, когда его что-нибудь разозлит, поминать, черта, — и его рыжеватые брови при этом дергались над сверкавшими острым блеском глазами.

Марцыся утерла кулачком мокрые щеки.

— Опять нюни распустила! — прикрикнул на нее Владек. — Смотри, если еще хоть раз захнычешь, брошу тебя тут, и выбирайся сама, как знаешь! Плачешь оттого, что булок тебе захотелось? Да ведь и мне черт знает как есть хочется, а не реву же! Не реветь надо, а мозгами шевелить! Погоди, на обратном пути купим себе булок.

Они пошли дальше…

Владку было в ту пору лет восемь, Марцысе — пять. Его туалет состоял из холщовых штанишек, короткой жилетки и широко раскрытой на груди холщовой же рубашки, а на Марцысе была синяя юбчонка да рубашка, завязанная у ворота грязной красной тесемкой. У него на темной, коротко остриженной голове торчал измятый картуз, весь в пятнах и такой большой, что каждую минуту съезжал ему на глаза. У нее голова была непокрыта, и густые шелковистые волосы прямыми прядями падали ей на плечи, сияя на солнце, как расплавленное золото. Оба были босы.

Так они, держась за руки, вышли на людные и оживленные улицы города. Здесь им сразу преградила дорогу ватага мальчишек во главе с тем самым Франком, который так ловко таскал сыры с мужицких возов.

— Владек! Владек! — кричали мальчишки уже издали. — Пойдем на базар! У мужиков с возов сыплется на дорогу и брюква и морковка… Такие вкусные!..

И в самом деле, почти у каждого из них в руке была сырая морковка или брюква.

Увидев Марцысю, Франек воскликнул:

— А это что за панна?

— Это Марцыся, — серьезно пояснил Владек и тут же изо всей силы ударил кулаком одного из мальчишек, который, подскочив к девочке, хотел ущипнуть ее за руку.

Быть бы драке, если бы в эту минуту по мостовой не проезжал нагруженный доверху и запряженный почтовыми лошадьми фургон; мальчики погнались за ним и, уцепившись сзади, проехали часть пути, потом спрыгнули на мостовую.