В эти же сюжеты вводят и Ленина: Ленин на трибуне, среди рабочих, теперь он в саркофаге, но не в братской могиле. Художники создали в конце концов действительность Христа, которая не существовала. Создадут и портрет Ленина в будущем. Ленинисты будут убеждены в его художественном образе и примут его за действительный факт. Отсюда, Ленинисты будут видеть своего учителя реальным только в художественном идеальном образе, простая же материалистическая действительность скрылась от них. Его материальная оболочка не поддается художеству потому, что в материи не видели Его. Отсюда, учение Его разойдется с художественным портретом как с религиозной печалью, которой будет противиться одна часть коммунистов. Он, в образе перешедший из материального бытия в святыню, вышел из материалистического коммунизма в духовно религиозный коммунизм, становится выше над материалистическим аланом дела, он укажет материи, как Бог, принять новый строй отношений в имени своем. Образ — вне материи, как отражение вне зеркала, но в зеркале есть образ, это есть то, от чего должны уходить коммунисты, но <к чему> Ленинисты пришли. Материалистическое бытие в Ленинизме становится священным, преображающимся в быт. Образ становится источником силы, силы духа для того, чтобы воздвигнуть материальные твердыни; в этом дело Ленина. Дух Ленина среди нас. Воздвигая таким порядком материальные твердыни, в них будет жить дух образа как оформленный факт. Материальная твердыня станет храмом, единственным духовным бытием. Ленин пошлет новый дух, он выше над материей, он приказывает ей изменяться в его, Ленина, образ, в его учение. Он преобразился в образе, здесь уже неуместно становится употреблять слово «Ленин», как только «Он», «Его», «Им», именем его никто уже не может именоваться, как именем Христос; могут быть «христиане», «ленинисты». Слово «Ленин» простое, земное, как его учет, и смешивать его с простыми материалистическими делами, вне образа состоящими, нельзя, но получилось обратное — его учет остался учетом, а он обращен в мистическое явление и стал среди ленинцев святым. Если Ленин уже Он, то Он стоит над братской могилой, но не в могиле, ибо Он не он, как только Он. Он — новое духовное их знамя, которое всегда указывает путь Его. Отсюда — склеп как куб, как символ вечности, потому что и Он в нем, как вечность. Но это только временно, логика поведет своей железной дорогой и укажет, что все, похороненные в могиле, павшие за материализм, временно пребывают вне вечности, как некогда пали праведные, и Христос их ввел в свое вечное царство, они станут вместе с Ним в кубе царства вечности, как с Христом, и воссядут с Ним в царстве Его нового учения. Образовалась новая вечность Его рая, и символ этого рая новой вечности есть куб, это уже не рай с деревьями или в облаках, а рай геометрический. Куб как завершение всех шумов и невзгод, которые были потому, что были одномерны, двухмерны и трехмерны, они шли во всех учениях и наконец в коммунизме должны дойти до последнего кубатурного организованного куба, куба вечности, т. е. покоя.
Тело Его было принесено с Горок (аналогия горки Голгофы) и опущено учениками в склеп под гудки фабрик и заводов7. Материя нового завета зазвучала. Звук или дух из нее вышел, он не замкнулся молчанием, чтобы быть в ней. Почему? — Неужели потому, что в ней была душа, дух, т. е. то, что могло уйти из нее; а что же она потеряла — ведь она материя, т. е. то, что ничего не имеет в себе иного, кроме материи, однако случилось другое. Умолкли церковные колокола — Старый Завет; и действительно больше их не надо, образовался новый обряд, новый траурный орган фабрик и заводов, ведь колокола тоже звучание той же материи, траурно проводят дух, душу в нем живых, ведь это проводы туда, куда материи нет доступа, как дьяволу — в царство Бога. Фабрика и завод приняли на себя религиозный обряд. Новая форма той же материи кончила Богом, предала дух свой образу вечности, она выделила из себя то, что стало святым и выше <н>ее. Материализм нашел новое соединение с образом, Богом — Им.