Опять мы сели в поезд и отправились в Мартиньи, по дороге к Монблану. И уже на следующий день, с восьми утра, выступили в поход. Общества у нас было хоть отбавляй: туристы в фургонах, туристы на мулах, а главное тучи пыли. Это был караван, растянувшийся на добрую милю. Дорога вела в гору, неизменно в гору, и была нарядно крутой. Жара стояла невыносимая, мужчины и женщины, которые тряслись в медлительных фургонах и на нерасторопных мулах и жарились на солнце, заслуживали всяческого сожаления. Мы хотя бы пробирались кустарниками, укрываясь в их тени, а этим беднягам такое счастье было недоступно. Они уплатили за проезд и за свои деньги хотели кататься.
Мы держали курс на Тет–Нуар и не могли пожаловаться на недостаток прекрасных видов. В одном месте дорога вела по туннелю, проложенному в выступе горы, внизу зияло ущелье, на дне которого бурлил стремительный ручей, а справа и слева радовали глаз скалистые кручи и горы, одетые лесом. Водопадов на маршрут к Тет–Нуару тоже отпущено предостаточно.
Нам оставалось с полчаса ходьбы до деревни Аржантьер, когда на горизонте возник сверкающий белоснежный купол, и вскоре он прочно встал перед нами, вписанный в мощные ворота, образуемые соседними горами и напоминающие букву У. Сомнений не было: перед нами высился Монблан, «властитель Альп». С каждым нашим шагом величественный собор вырастал все выше и наконец, уперся, как нам показалось, в зенит.
Некоторые из ближайших соседей Монблана — голые смуглые гиганты, стройные, как колокольни, — поражали своей необычной формой. Иные, как бы отточенные у верхушки, поднимали ввысь острие, слегка отогнутое в кончике, как изящный женский палец; чудовищно огромный конус был похож не то на сахарную голову, не то на митру епископа; снег скатывался с его склонов и задерживался только в расселинах.
Высоко в горах, когда еще не начинался спуск к Аржантьеру, мы поглядели на соседнюю вершину и увидели игру преломленных лучей на белых облачках, легких и воздушных, точно осенняя паутина. Особенно хороши были светло–розовые и светло–зеленые тона. Здесь не было насыщенных красок, а только легчайшие оттенки. Они сочетались в сказочную гамму. Мы сели, чтобы насладиться дивным зрелищем, которое длилось всего лишь несколько минут. Краски то и дело менялись, они искрились, переливались, растворялись друг в друге и то бледнели, то вспыхивали в неуловимой, капризной, трепетной смене нежных опаловых вспышек, преобразуя тончайшую дымку белого облачка в изысканную ткань, достойную служить одеждой ангелу.
Вскоре мы сообразили, что эта безостановочная переливчатая игра красок напоминает, — ну, конечно же, мыльный пузырь, когда, витая в воздухе, он зажигается всеми оттенками цветов, присущими окружающим предметам. Мыльный пузырь — это, пожалуй, самое восхитительное, самое изысканное чудо природы! Да, эта призрачная ткань всего больше напоминала проткнутый мыльный пузырь, повешенный против солнца для просушки. Интересно, сколько стоил бы мыльный пузырь, будь он единственным в мире? Мне думается, за такие деньги можно было бы приобрести пригоршню кохиноров.
Переход из Мартиньи в Аржантьер мы совершили за восемь часов, оставив за флагом всех мулов и все фургоны и перекрыв собственный рекорд. Для переезда в долину Шамони мы наняли открытую багажную телегу, после чего пошли на часок пообедать. Тем временем наш возчик постарался напиться в дым. Он вез с собой приятеля, который тоже напился в дым.
Как только мы тронулись в путь, возчик сообщил нам, что, пока мы обедали, успели прибыть и отбыть все остальные туристы.
— Однако, — сказал он веско, — пусть это вас не беспокоит... не огорчает... и не тревожит — видите вон те столбы пыли впереди? Скоро мы их обгоним, и вы их больше не увидите... положитесь на меня... это говорю нам я, король возчиков! Глядите!
Он щелкнул кнутом, и мы с грохотом покатили по дороге. Меня еще в жизни так не трясло. Недавние проливные дожди во многих местах размыли шоссе, но наш возчик ни разу не остановился, нигде не придержал лошадей. Мы неслись, как угорелые, не разбирая дороги, через кучи щебня и мусора, через овраги и рытвины, через неогороженные поля, где касаясь двумя колесами земли, а где и вовсе ее не касаясь. Время от времени этот тихий сумасшедший с величественным добродушием оглядывался на меня через плечо, повторяя:
— Ну что, убедились! Говорил я вам, что я король возчиков!
Каждый раз, как мы благополучно избегали гибели, побывав на самом ее краю, он повторял с невозмутимым самодовольством:
— Чувствуете, джентльмены? Это вам повезло, это редкий, неповторимый случай – не всякому седоку выпадает счастье проехаться с королем возчиков! А ведь вы видите, я не обманул вас, я и взаправду король!