Том 5. Факультет; Приложение

Пало право, и настал 37-й год. Он и не мог не настать. Сталинский конвейер — это сфинкс без загадки. Если уничтожать не за что-то, а во имя чего-то — то остановиться нельзя. У твоей жертвы — жена, дети, семья, друзья. И все они могут стать врагами (т. e., вероятно, не станут, просто струсят и отрекутся, но ведь, может, это и есть теория «соцзащиты»?). Ну, ладно, сейчас струсят, отрекутся, а что потом будет, когда вместо тебя сядет другой, а? Значит, бей врагов! Убивай, убивай и убивай! И остановиться невозможно. Просто не на ком. Каждый труп врага — начало твоей смерти. Смотрите киевскую былину «Как перевелись богатыри на Святой Руси». Но ведь то были богатыри, а на московских процессах были филера, дешевки, политические коты, они исходили слюной и соплями. «Если государство только сочтет возможным оставить мне жизнь, клянусь...» А у Ульриха нет вот такой возможности — он сам на гицелей косится. Вот-вот пригонят собачью клетку и повезут. Гадают, почему Радек, Зиновьев, Рыков сознавались. Десятки теорий и объяснений на это есть. Господи, как скучно это читать! Сознавались потому, что знали, что не люди они, а салтыковские трезорки (помните «Лай, Трезорка, лай — дать Трезорке помоев!»). А награда Трезорке от хозяина всегда одна: цепь и ошейник. Доложили хозяину, что Трезорка запаршивел, потянул он Трезорку за цепь — и все! На живодерню, пес! Кроме нее, нигде тебе больше места нет.

И никакой тайны в их истерических самооговорах нет. Просто жить хотели. Вы что, не видели, как клянется и размазывает слезы и слюни трамвайная стервь и срань, когда ее прихватят, захомутают и потащат в отделение?! Но те хоть своим корешам нужны, а эти кому?

Теперь последнее. Почему я одиннадцать лет сидел за этой толстой рукописью. Тут все очень просто — не написать ее я никак не мог. Мне была дана жизнью неповторимая возможность — я стал одним из сейчас уже не больно частых свидетелей величайшей трагедии нашей христианской эры. Как же я могу отойти в сторону и скрыть то, что видел, что знаю, то, что передумал? Идет суд. Я обязан выступить на нем. А об ответственности, будьте уверены, я давно уже предупрежден.

Ю. Д.

Комментарии

О романе «Факультет ненужных вещей» Юрий Осипович Домбровский говорил так: «Я решил описать свою жизнь... Никто ее не знает лучше меня».

За работу он взялся через три месяца после выхода «Хранителя древностей» в «Новом мире» в 1964 году и работал над романом одиннадцать лет. Надежд, что «Факультет ненужных вещей» опубликуют, не было, но... «в запасе вечность — подождем».

«Эта книга по плану 2000 года», — писал Ю. Домбровский своему алма-атинскому другу Павлу Косенко.

Впервые роман опубликован в 1978 году в Париже, за два месяца до кончины его автора[21]. Так что, к счастью, он успел порадоваться книге.

В 1979 году «Факультет ненужных вещей» опубликован на французском языке в переводе Жана Катала и Дм. Сеземана. Он получил престижную премию «лучшей иностранной книги 1979 года». Свое послесловие к роману Ж. Катала кончает такими словами:

«В потоке литературы о “сталинизме” эта необыкновенная книга, тревожная и огромная, как грозовое небо над казахской степью, прочерченное блестками молний, возможно, и есть тот шедевр, над которым не властно время».

У нас в стране «Факультет ненужных вещей» впервые опубликован в 1988 году в «Новом мире», по договору с которым роман и писался как продолжение «Хранителя древностей».

Позже вышли отдельные издания романа в «Советском писателе», «Художественной литературе», «Книжной палате», собрав богатый «урожай» рецензий. По его мотивам поставлены спектакли, написаны дипломные работы и диссертации. Ныне роман включен в школьную программу.

Особо следует сказать о приложениях, помещенных в этом томе собрания сочинений Ю. О. Домбровского.

1. Стихотворения, предваряющие и заключающие роман («Везли, везли и привезли» и «Пока это жизнь...»), написаны Ю. Домбровским еще в сороковые годы. Изредка Юрий Осипович читал их в узком кругу друзей, никак не связывая с «Факультетом ненужных вещей». Но когда роман был написан, он увидел эти стихотворения как пролог и эпилог романа и дал им такие названия.

2. «Суд Синедриона» — приложение, которым Ю. Домбровский очень дорожил. О Христе он высказывал свои мысли в третьей части романа, а материалы, как бы помогающие глубже раскрыть эту тему — «Плащаница Христа» и «Пилат», — лежали после смерти писателя в папке «Приложения», подготовленные к печати.

3. Послесловие «К историку» осталось только в черновых тетрадях Ю. О. Домбровского. Напечатано в «Литературной газете» (1991 г.) и в «Русской мысли» (1992 г.).

К. Турумова-Домбровская