Том 5. Энн Виккерс

Главная обязанность Энн заключалась в том, чтобы отвечать на письма и телеграммы, в которых содержались просьбы, и отделываться от посетителей. После того как в первое утро Энн прочла всю полученную почту, одновременно отвечая на телефонные звонки таинственных личностей, которым было необходимо видеть мисс Бенескотен лично-«это не займет и одной минуты, дело такое, что его нельзя объяснить по телефону», — Энн почувствовала некоторое сострадание к мисс Бенескотен и была немало обеспокоена количеством сограждан, хотевших поживиться за чужой счет. Среди двухсот писем в этот первый день было, в частности, болтливое послание вдовы плотника из маленького городка, которая сообщала, что у нее хватает средств на жизнь, но спрашивала, не заберет ли к себе мисс Бенескотен ее дочь (не забыв прислать деньги на билет в пульмановский вагон) и не введет ли ее в общество. «В благодарность она, конечным делом, охотно вам поможет по дому, чем может. Готовить она у меня не обучена, но чем другим поможет охотно, только на уборку и мытье полов не согласна, работы эти слишком тяжелые для такой девушки, когда она французский язык читает, как я нашенский». В другом письме молодая женщина просила рояль, так как из нее «давно вышел бы музыкальный ундервуд, если была бы такая возможность». Имелось семь просьб уплатить по закладным. Шестнадцать просьб ссудить деньги с обещаниями вернуть ссуду не позднее чем через месяц; просьбы исходили от лиц безупречной репутации, готовых, если бы мисс Бенескотен стала очень настаивать, предложить в залог «настоящие старинные стоячие часы, прямо не знаю какие старинные», кафе-мороженое в городе Хохокус, обручальное кольцо и богословскую библиотеку.

Молодой человек, рисунки которого были признаны «профессором Отто Штаубом, лучшим преподавателем музыки в Мемфисе, а также писателем и лектором» равными рисункам Фредерика Ремингтона[111] и Франца Гальса,[112] просил пять тысяч долларов, чтобы поехать в Париж и завершить там свое образование. «Прошу ответить немедленно, так как я сейчас строю планы на будущее».

Восемнадцатилетняя девушка категорично утверждала, что:

«…хотя весь мир ополчился против меня и все эти годы пытался заглушить мой голос, я не сдавалась. Ничто меня не остановит! Я создана для успеха! Так предопределено! Да! Меня ждет УСПЕХ. Я буду самой знаменитой писательницей США. Так вот, дорогая мисс Бенескотен, Вы наверняка получаете массу писем от незнакомых людей с просьбами о помощи, и, возможно, Ваш секретарь выбрасывает их в мусорную корзину, но я не прошу помощи. Мне не надо денег взаймы. Я предлагаю следующее: если Вы просто дадите мне 3 000 (три тысячи) долларов, я закончу книгу (роман), которую я сейчас пишу и даже уже начала. У меня задуман великолепный сюжет, никем еще не использованный, а также образы и т. д. Если Вы пришлете названную сумму, я ЗАПЛАЧУ ВАМ ВДВОЙНЕ, когда окончу роман. Как видите, я прошу не одолжения и считаю, что даже при всех Ваших акциях, облигациях и пр. Вы не сделаете более выгодного помещения капитала! Кроме того, насколько я понимаю, Вы заботитесь о благе человечества, а, удовлетворив мою просьбу, Вы поможете заблудшему миру, дав ему услышать Новое Слово, ибо мой роман не просто занимателен, но содержит высокую мораль и разрешение многих проблем, которые сейчас кажутся миру неразрешимыми. Я знаю, что Вы умная женщина, стоящая выше общественных предрассудков, поэтому, мисс Бенескотен, не теряя времени, пошлите чек на 3 000 (три тысячи) долларов обратной почтой, но, конечно, если Вам вдруг захочется прислать больше, то я нисколько не обижусь. Простите мне эту маленькую шутку.

P.S. Не знаю почему, может быть, я немножко ясновидящая, но у меня такое ощущение, что если бы мы с Вами встретились и взглянули друг другу в глаза, мы бы сразу стали друг для друга Элис и Арденс, даже если Вы и гораздо старше меня. Пожалуйста, не забудьте о моей просьбе. Какой будет грандиозный сюрприз, если Вы пришлете деньги сразу, обратной почтой!»

Были там и просьбы пятидесяти двух организаций, оказывающих помощь человечеству всеми известными способами, начиная с изучения мистики чисел и кончая снижением цен на обойные гвоздики.

Но письмо от старой женщины, у которой на руках был параличный муж, действительно звучало искренне. При всем своем богатом опыте, приобретенном в народных домах — настоящих проходных дворах для всяких попрошаек (наравне с кабинетами священников и редакциями газет), — Энн еще не настолько очерствела, чтобы у нее не сжалось сердце при виде этих дрожащих строк, нацарапанных на дешевой бумаге в бледно — голубую линеечку.

Энн задавала себе вопрос, кого больше презирал бы настоящий, ортодоксальный, стопроцентный большевик, свободный от всяких идеологических уклонов, — Арденс Бенескотен за ее уверенность в том, что божественным провидением ей предназначено распоряжаться семнадцатью миллионами долларов, или авторов просьб, пресмыкающихся перед миллионершей. Из двухсот писем Энн ответила ка двенадцать и отложила еще шесть, чтобы показать мисс Бенескотен.