Том 5. Энн Виккерс

— Да. Воспаление легких. Я распорядился забрать ее отсюда. Я распорядился!.. Что для них мои распоряжения! Сленк и Битлик хотели было ее забрать. Струсили. Но Дрингул уперся. Сказал, что сама будет виновата, если умрет. Сказал, что это она заварила всю кашу — вместе с вами и с Бэрди! Дайте мне на нее взглянуть.

Он открыл дверь в камеру мисс Филсон, прислушался к ее дыханию и вышел, содрогаясь от истерического смеха, как прежде Бэрди.

— Распоряжение! Я отдал распоряжение! Вот я сейчас еще распоряжусь…

В ровном свете своего фонаря Энн увидела, что он вытащил из кармана флягу и стал судорожно глотать виски.

— Хотите выпить? Не хотите? Умница. Я пил всю ночь. Дошел уже до такого состояния, что они не желают меня слушать и спасти эту несчастную от смерти. Пойдемте отсюда. Хотите выпить?

Энн очень хотела выпить. Но пить она не стала.

Когда они выходили из дыры, Бэрди кричала им вслед:

— Не оставляйте меня здесь! Здесь темно! Мне страшно! Я с ума сойду!

Энн не посчиталась ни с какими правилами.

Она пошла в спальню, сбросила ненавистную форму, надела нормальное человеческое платье, оставила на столе у миссис Битлик записку, что «уезжает на несколько часов по делу», и велела стражнику, стоящему у входа, вызвать ей станционный фургон. Она знала, что в 8.07 отходит поезд в Пирлсберг.

В половине одиннадцатого, взяв такси на пирлсбергском вокзале, она уже подъезжала к величественной резиденции миссис Элберт Уиндлскейт, члена Комиссии по надзору за тюрьмами штата. О своем приезде она предупредила по телефону со станции.

Переплет стрельчатых окон кирпичного шато Уиндлскейтов имел форму геральдических щитов.

Горничная, подозрительно оглядев Энн, провела ее в гостиную, такую большую и столь пышно обставленную, что она смахивала на вестибюль отеля, временно превращенный в мебельный магазин.

Миссис Уиндлскейт делала вид, будто читает «Обитель мертвых».

Она небрежно повернула голову и любезно произнесла «войдите», уже заранее дрожа от сдерживаемой ярости.

Энн догадывалась, что ее ожидает.

— Простите, что я врываюсь к вам без предупреждения, — сказала она со всей мягкостью, на какую была способна. — Умоляю вас меня выслушать. Дело в том, что в Копперхед-Гэпе происходят вещи, о которых вам может рассказать только человек, живущий в стенах тюрьмы. А сейчас дело идет о жизни двух, а может быть, даже и четырех арестанток. Понимаете, о самой их жизни.

Миссис Уиндлскейт взорвалась, — а как было удачно сказано, в аду нет фурии страшней жены ростовщика, помешанной на респектабельности:

— М-и-л-а-я б-а-р-ы-ш-н-я! Мне все про вас известно! Все-все! Доктор Сленк, которого я знаю, которому доверяю и которого мы принимаем в Нашем Собственном Доме, сам рассказал мне все подробности. И миссис Битлик тоже! Как я могла до такой степени в вас обмануться! Теперь я знаю, что вы сообщница Джесси Ван Тайл — этой коммунистки, этой анархистки, этой атеистки, этой бунтовщицы! Я ничуть не сомневаюсь, что вы — платный агент Москвы, шпионка, пробравшаяся к нам, словно гремучая змея! Я знаю, как вы умеете лгать и клеветать! Доктор Сленк меня предупредил! И я уже договорилась с газетами насчет интервью. Не беспокойтесь, я позабочусь о том, чтобы в корне пресечь все лживые слухи, которые вы попытаетесь распространить, и не позволю вам сеять социалистическую заразу…

И так далее и тому подобное.

Отвечая ей, Энн не слишком стеснялась в выражениях.

Всю эту отвратительную получасовую сцену она восприняла скорее как пародийную мелодраму, ибо через открытую дверь из прихожей в комнату все время заглядывали горничная, высокий негр-садовник и полицейский в полной форме… охранявшие миссис Уиндлскейт от Энн Виккерс.

«Завтра я поговорю с самим губернатором, — поклялась Энн, сидя на вокзале в ожидании поезда. — Но сегодня я вернусь в Копперхед. Посмотрю, что я могу сделать… Ничего я не могу сделать».

На вокзале толпились пассажиры — Великие Простые Люди, Разумные и Здравомыслящие, Мужчины и Женщины с Улицы, Становой Хребет Демократии, Избиратели Губернаторов и Президентов, Наследники Всех Веков, Преемники Монарха и Пастыря, Повелители Вселенной, Создатели Создателя. Коммивояжеры с портфелями — веселые и румяные или чопорные и очкастые. Жены бакалейщиков и банковских клерков, собравшиеся недельку погостить у тети Молли, — хорошие честные женщины, которые никогда никого сознательно не обманывали и не обижали. Тучные фермерши с сумками, набитыми провизией, крепкие и добродушные. Священник с требником в красивом черно-красном переплете, хранящем слова близости к Всемогущему Господу. Энергичный баптистский проповедник, смело выставляющий напоказ свой либерализм, публично читал «Христианский Век». Высокий мужчина в черном, скорее всего судья, с морщинками вокруг глаз — от улыбок и множества прочитанных книг.