Том 5. Чертова кукла

– Конечно, если ты этого хочешь… Никто не будет насильно… Я так и скажу Михаилу. Извини.

– Да говори уж! – досадливо крикнул Юрий. – Я очень жалею Михаила и Наташу, и если я могу что-нибудь сделать для них мне не неприятное, я сделаю. Не понимаю твоей роли. Ты ведь всегда был сбоку припеку… Говори скорее… А то я уеду.

– Михаил у тебя тогда был. Сказал, что надобность пока миновала.

– Ну? Михаил у меня раза три уже был.

– Так вот… А теперь явилась надобность. Дело в Хесе.

– А! – холодно проговорил Юрий. – Тем хуже.

– Выслушай, прошу тебя! Ради меня. Я не вижу исхода, если ты… Яша говорит, что…

– Для Яши я ничего не сделаю. Да раз дело касается Хеси, то я и для Михаила тут ничего не стану делать.

Кнорр весь потемнел, хотя и без того был зелено-серый во мгле дневной ночи.

– Не Яша, не Яша, – залепетал он. – И не ради дела, я знаю, ты от него ушел. Ради меня, просто… Ты знаешь, и я ведь к делам их не так уж близок. Просто… Но, конечно, если ты и слушать не хочешь… Пусть сам Михаил.

– Пусть.

Они прошли молча несколько шагов. Юрию стало жаль Кнорра: жаль той досадной, скучной жалостью, которую он чувствовал к несчастным и глупым. Кнорр мешал ему, влекся за ним, как солома, приставшая к башмаку. Хотелось сбросить его во что бы то ни стало – и сейчас.

– Кнорр, – сказал Юруля кротко. – Ты объясни, в чем именно дело. Воспоминание о Хесе мне неприятно, потому что она тогда влюбилась в меня, а мне совсем не нравилась, и это создавало прескучные истории. Но я ничего не имею против нее. Ты, я знаю, любишь ее или воображаешь, что любишь. Мне это все равно, но тебя я жалею. Скажи, в чем дело.

Кнорр забормотал:

– В подробностях пусть уж Михаил… А я только два слова. Они ее сюда вызывают. Или не вызывают, но только она должна сюда приехать на некоторое время. И ей очень, очень рискованно, именно ей. Надо ее хорошо устроить. Места же теперь нет такого. С внешней стороны она обеспечена, а места вот нет…

– Что ж так обеднели? – презрительно спросил Юрий. И добавил: – Не понимаю, при чем я тут…

– Ты в стороне… Графиня… Юрий рассмеялся.

– Что же, я ее графине в виде любовницы своей представлю? Или в своей комнате на Васильевском поселю?

– У тебя знакомые…

– Брось, Кнорр, это все ребячество. Да, наконец, зачем я стану?.. – Спохватился и опять кротко прибавил: – Ну, я подумаю… Спрошу еще Михаила… А теперь прощай. Вот последний порядочный извозчик, там уж не будет. И без того опоздал.

Не предлагая Кнорру подвезти его (еще согласится!), Юруля быстро вскочил в пролетку и поехал на Остров. Только его Кнорр и видел.

А по дороге на Остров Юруле пришла вдруг в голову забавная мысль… Правда, почему нет? Они будут довольны, для Хеси это будет невинно-поучительно, а Юруле, – и это главное, – будет весело. Отлично, так и решим.

А пока – ну их всех к черту, и Кнорра, и Хесю, и всех. Юруля спешит к себе. Надо снять мундир. Неловко.

Глава восьмая Бай-бай

Проходят, проходят ночные часы.

Тихий стук, щелк французского замка. Тихий, тише нельзя.

Кругло вспыхнул свет в передней, мелькнул котелок на подзеркальнике, рядом с белыми перьями широкой шляпки кругло вспыхнул свет, на полмгновенья – и сгас. Отворилась, затворилась внутренняя дверь. Совсем шепотом. Точно ничего не было. Так, просто тишина вздохнула.

Но кто-то чуткий слышал.

Прошуршали по коридору быстрые мелкие шаги, – босые ножки, точно мышиные лапки. Опять отворилась та внутренняя дверь.

Лизочка просунула в нее свою кукольно-белокурую голову.

– Юрик, ты? – позвала чуть слышно.

На дворе теперь обнаженно светло и страшно, потому что по-ночному мертво. Но в комнате шторы сдвинуты, горит граненое яйцо на потолке. Юруля – в кресле, усталый; как был – в черном пальто, мягкую шляпу только сбросил.

В комнате хорошо пахнет, ковер, низкий диван, за бледной ширмой свежая постель.

Притворила дверь, босая, вошла, в открытой сорочке, с продернутой в кружева лиловатой лентой у плеч.

– Я проститься… Дрыхнет Воронка. Терпеть этого не могу, когда он на всю ночь располагается. Ну что?

– Все продул, Лизок.

И Юруля устало и весело улыбнулся, сладко зевнул. Она тоже улыбнулась.

– Экий какой! А весело хоть было?

– Весело. Я тебе завтра расскажу. Все четыреста просадил. А сначала – вот везло!

– Четыреста? Не больше?

– Откуда ж больше?

– То-то. Мне Юлька третьеводни хвасталась… Да врет? Смотри, ты не ври. У Юльки ничего не брал?

И она вдруг ревниво сдвинула брови, смешно черные под кукольными волосами.

Юрий устало протянул руки и посадил ее к себе на колени.

– Вот глупая! Если тебе веселее, чтоб я твои деньги проигрывал, так зачем мне лгать? Да мне сегодня больше и не надо было.

Лизок обнимает его голыми, похолодевшими руками и счастливо смеется. Шершавое сукно пальто царапает ей тело, цепляет кружева.

– Ужасно я в тебя влюблена. Ты такой… такой… – Не нашла слова, подумала. – Не знаю, какой. А только все бы сейчас тебе отдать и чтоб ты был доволен. Юлька вон так и ест тебя глазами. Тоже! И врет, врет… Коммерсант, говорит, у меня… А сама прошлогодние перья на шляпку нацепила. У ней за душой и с коммерсантом всего ничего.