Том 5

Завтра Одиссей и Елена должны встретиться за час до полуночи. Значит, завтра он должен умереть. Но как? Курри-сидонец может подать ему чашу с ядом, а после этого она убьет Курри, сказав, что он отравил Скитальца из-за ненависти к нему. Но нет, если она убьет Скитальца, то как будет жить без него? И она тоже должна тогда искать своего счастья в царстве, управляемом Осирисом, но там она не могла рассчитывать на блаженство. Что же ей делать? Ответа на этот вопрос не было.

Вдруг Мериамон вспомнилось, что есть некто, кто должен ей ответить и помочь. Она встала с постели и ощупью, впотьмах, так как уже совершенно стемнело, добрела до резного сундука с инкрустацией из слоновой кости и, достав из-за пояса ключ, раскрыла его. Здесь хранились разные драгоценности, зеркала, запястья, уборы, редкие алебастровые сосуды и смертельные яды, но их она не тронула, а, запустив руку глубоко, на самое дно сундука, достала оттуда темный ларец из Тифоновой кости (как называли египтяне сталь), считавшийся народом «нечистым». Нажав секретную пружину, Мериамон раскрыла крышку и вынула из этого ларца маленькую шкатулку, которую поднесла к своим губам и стала над нею шептать какие-то слова на языке мертвого народа. После этого крышка этой шкатулки сама собой медленно приподнялась, и луч света узкой полосой вырвался из-под крышки, тонкой змейкой заиграв во мраке комнаты.

Тогда Мериамон заглянула в шкатулку и содрогнулась, но тем не менее запустила в нее руку и, прошептав: «Выйди, выйди, Первородное Зло!» — вынула что-то на ладонь вытянутой руки. Вдруг это нечто загорелось, точно красный уголек в серой золе очага. Потом из красного оно стало зеленым, затем белым и мертвенно синеватым, с виду предмет этот походил на свившуюся клубком змею, сделанную из опала и изумруда.

Некоторое время Мериамон смотрела на нее как бы в нерешительности.

— Спи лучше, гадина… Дважды уже я смотрела на тебя и рада бы никогда более не смотреть!… Нет, я все же решусь!… Ты — дар древней премудрости, замерзший огонь, спящий грех, живая смерть, в тебе одной обитает премудрость!

Порывисто обнажив свою белоснежную грудь, Мериамон положила сверкающую безделушку, казавшуюся змейкой из драгоценных камней, себе на грудь, но при холодном прикосновении ее невольно содрогнулась: эта крошечная змея была холоднее смерти. Обхватив обеими руками одну из колонн комнаты, царица стояла, превозмогая нестерпимую боль, которую она молча выносила некоторое время, пока то, что было холодно, как лед, не стало горячо, как огонь, и не засветилось ярко, ослепительно блеском сквозь шелковую ткань ее одежды. Так она стояла около часа, затем проворно сбросила с себя всю одежду и распустила свои шелковистые черные волосы, ниспадавшие до пола. Нагая, склонив голову на грудь, она стала дышать на Первородное Зло, так как оно может ожить только под дыханием человека. Трижды она дохнула на него и трижды прошептала: «Проснись! Проснись! Проснись!»

Когда она дохнула в первый раз, драгоценная безделушка шевельнулась и засверкала. Во второй раз она распустила свои блестящие кольца и вытянула голову почти на уровень головы Мериамон. На третий раз она скользнула на пол и, обвившись вокруг ног царицы, медленно стала расти, как под магическим взглядом факира.

Все больше и больше становилась змея, светясь подобно факелу в маленьком склепе; обвиваясь вокруг тела Мериамон, опутывая его своими кольцами, она наконец подняла свою голову на уровень ее головы, и глаза ее глянули прямо в глаза Мериамон, точно пламя сверкнуло в них, и в этот момент лицо змеи стало лицом прекрасной женщины, лицом Мериамон.

Теперь эти два лица смотрели в глаза друг другу. Царица Мериамон стояла, бледная и неподвижная, подобно каменному изваянию богини, вокруг всего ее тела и в ее густых черных волосах светились тяжелые кольца сверкающей змеи. Вдруг змея заговорила голосом Мериамон на мертвом языке мертвого народа:

— Скажи мне, как меня зовут?

— Грех — твое имя, прародительский грех и Первородное Зло! — отвечала царица.

— Откуда я происхожу?

— От зла, которое лежит во мне!

— А куда пойду?

— Туда, куда пойду я, ведь я отогрела тебя у себя на груди и ты обвилась вокруг моего сердца!

Тогда змея подняла свою человеческую голову и страшно расхохоталась.

— Ты хорошо все это знаешь! Я люблю тебя так же, как ты любишь меня! — И, склонившись к царице, она поцеловала ее в самые губы. — Да, я Первородное Зло, я — грех и преступление, я та смерть, которая живет в живой жизни! Из жизни в жизнь — ты всегда находила меня готовой к твоим услугам то в том, то в ином образе. Я научила тебя колдовству и чародейству, научила, как добыть престол. Ну, а теперь чего ты хочешь?

— Приложи твое ухо к моим губам и губы к моему уху, — сказала царица Мериамон, — и я скажу тебе, чего хочу от тебя, Первородное Зло!

И они стали шептаться друг с другом во мраке темной комнаты.

Наконец змея высоко подняла свою женскую голову и снова громко рассмеялась.